— Помните отчетливо? Как давно это было?
— Примерно полгода назад. Я их никогда не забуду. С тех пор мне даже стали сниться цветные сны.
— Часто?
— По нескольку раз в неделю.
— Какие ассоциации у вас возникают?
— Ничего особенного. Они просто возникают в мозгу, так же как и другие очаги возбуждения, без всякой системы.
— И все же, как именно?
— Ну, скажем, когда вы сейчас задали мне этот вопрос, я «увидела» узор из оранжево-желтых пятен. Когда вы поздоровались, узор был другой формы и серебристый. А сейчас, когда вы просто сидите и молча слушаете меня, вы представляетесь мне темно-синим, почти фиолетовым пятном.
Зигмунд перевел взгляд на стол и принялся рассматривать боковую панель. «Неужели он слышит шум магнитофона? — подумал Рендер. — А если слышит, неужели догадывается, что там такое и зачем оно шумит?» Если так, пес наверняка скажет об этом Эйлин, и дело не в том, что она не знает о подобной повсеместно принятой практике; ей может не понравиться лишнее напоминание, что он, Рендер, относится к ней как к пациентке. Если хоть на минуту поверить, что из этого может выйти толк (он внутренне улыбнулся), он, пожалуй, поговорил бы с собакой наедине. При этой мысли Рендер незаметно пожал плечами.
— Что ж, тогда я придумаю какой-нибудь мир попроще, — сказал он наконец, — и познакомлю вас для начала с самыми элементарными формами.
Она улыбнулась, а Рендер взглянул вниз на мифологического зверя, свернувшегося у ног хозяйки, — язык у него свисал из-за частокола зубов, как кусок свежего мяса.
«Тоже улыбается?»
— Спасибо, — сказала она. Зигмунд завилял хвостом.
— Хорошо, — Рендер положил дымящуюся сигарету рядом с Мадагаскаром. — Тогда я проверю «чрево». А пока, — он незаметно нажал на кнопку, — музыка поможет вам немного расслабиться.
Эйлин собиралась было что-то ответить, но раскаты вагнеровской увертюры заглушили ее слова. Рендер снова нажал кнопку и в последовавшей затем тишине произнес:
— Так-так, интересно. Я думал, потом идет Респиги. Он еще два раза нажимал кнопку, пока не зазвучали «Пинии Рима».
— Можно было и оставить, — заметила она, — мне вполне нравится Вагнер.
— Спасибо за совет, а только позвольте мне самому распоряжаться последовательностью мелодий.
«Яйцо» вышло из шкафа на середину кабинета бесшумно, как облако. Рендер покатил его к пульту, как вдруг услышал у себя за спиной тихое рычание. Он быстро обернулся.
Стремительный, как тень птицы, Зигмунд поднялся и кругами ходил возле аппарата, обнюхивая его; хвост был напряжен, уши прижаты, зубы оскалены.
— Полегче, Зиг, — сказал Рендер. — Это всего-навсего Многоканальное Невроконтактное Устройство. Оно не кусается. Просто машина, вроде автомобиля, телевизора или посудомойки. Сегодня «яйцо» поможет нам показать Эйлин то, чего она еще не видела.
— Не нравится, — проворчал пес.
— Почему?
Ничего не ответив, Зигмунд бесшумно вернулся к Эйлин и положил голову ей на колени.
— Не нравится, — повторил он, глядя на хозяйку.
— Почему?
— Не могу объяснить, — сказал он наконец. — Поедем домой?
— Нет, — ответила Эйлин. — Пристройся где-нибудь в уголке и вздремни, а я пристроюсь внутри этой штуки и тоже подремлю — вроде того.
— Нехорошо, — сказал пес, понуро опустив хвост.
— Давай, давай, — подтолкнула она Зигмунда, — ложись и будь умницей.
Тот неохотно поплелся в угол, заскулив, когда Рендер затенил окна и нажал кнопку, превращая стол в пульт управления. Он заскулил снова, когда подсоединенное к сети «яйцо» раскололось на половинки и верхняя, откинувшись, открыла внутренность машины.
Рендер сел в кресло. Точнее, лег, потому что теперь оно представляло собой нечто вроде ложа, наполовину задвинутого под панель. Он привстал — и кресло снова стало креслом. Потом он коснулся пульта, и половина потолка, отсоединившись и изменив форму, нависла над креслом, как большой колокол.
Рендер встал и, обойдя пульт, подошел к «яйцу». Пока Респиги проникновенно повествовал о римских пиниях, Рендер отключил наушники, нагнувшись, заглянул внутрь «яйца», потом снова склонился над пультом. Прижав наушники к плечу, он проверил микрофон; свободная рука его бегала по панели, нажимая кнопки. Мерный рокот прибоя, рык мчащихся машин попеременно заглушали проникновенные звуки музыки; «…когда вы просто сидите и молча слушаете меня, вы представляетесь мне темно-синим, почти фиолетовым пятном», — прорвалось вдруг.
Он настроил контакты шлема и начал проверку: «один» — пахнуло корицей, «два» — лесной зеленью, «три» — липким, влажным мускусом; …и дальше — мгновенное чувство жажды, вкус меда, уксуса, соли, и назад — сквозь запахи сирени и влажного бетона, сквозь свежее предгрозовое дуновенье и дальше — сквозь все основные обонятельные и вкусовые коды утра, дня и вечера.
Ложе плавало в ртутной емкости, стабилизируемое магнитным полем, которое создавали стенки «яйца». Рендер поставил кассеты с записями.
«Чрево» было в идеальном состоянии.
— Все, проверено.
Эйлин положила очки поверх сложенной одежды. Пока Рендер проверял аппарат, она успела раздеться. Он почувствовал себя немного смущенным, глядя на ее тонкую талию, полные груди с темными сосками, длинные стройные ноги. «Слишком хорошо сложена для женщины ее роста», — решил он.
Разглядывая Эйлин, он подумал, что испытывает неловкость прежде всего от сознания, что она — его пациентка.
Взяв Эйлин под руку, Рендер подвел ее к машине. Пальцы ее внимательно изучали внутренность аппарата. Помогая ей забираться внутрь, он заметил, что серые глаза ее ярко позеленели. Рендер отметил это с неодобрением.
— Удобно?
— Да.
— Хорошо, приготовились. Я закрою. Приятных сновидений.
Верхняя створка медленно опустилась. Закрывшись, «яйцо» потускнело, потом ослепительно засияло. Рендер взглянул вниз, на собственное кривое отражение, и пошел обратно к пульту.
Зигмунд стоял у пульта, преграждая ему дорогу. Рендер протянул руку, чтобы потрепать его по голове, но пес отстранился.
— Пусти меня, хочу вместе, — проворчала собака.
— Боюсь, не получится, старина, — сказал Рендер. — Кроме того, мы ведь никуда не уходим. Просто вздремнем малость, не выходя из комнаты.
Однако пес, похоже, не собирался уступать.
— Зачем?
Рендер вздохнул. Спорить с собакой — подобная нелепость могла прийти в голову разве что с похмелья.
— Зиг, я собираюсь помочь Эйлин понять, как выглядит наш мир. Конечно, ты замечательно делаешь, водя ее среди всех этих невидимых для нее вещей, но ей нужно знать, как они выглядят.
