Но кто за всем этим стоит? Кто управляет?
Кто? Что?
Увы! Я все еще не имею ни малейшего представления о существах, которые неотступно преследуют меня в этом не связанном ни с чем мире.
Это выше человеческого понимания.
Тогда я пытаюсь ни о чем не думать, а, выбрав удачный момент, напасть на это существо. Делать это следует неожиданно. Быстро, очень быстро. И я начинаю действовать инстинктивно.
Я ныряю в сторону, подчеркивая свой бросок беспорядочными движениями, и, уже скрывшись за толстым стволом дерева, понимаю, что мои механические жесты дезориентировали существо.
Секунда, и я, как камень из пращи, налетаю на своего противника. Такое ощущение, что я погружаюсь в пустую ледяную массу. Она пронизана энергетической сетью.
Начинается какая-то безумная борьба, вызывающая во мне ужас и отвращение. Я бью и бью зигзагообразно во всех направлениях по этой массе, чтобы вызвать внутри короткое замыкание. Наконец оно и происходит россыпью ярких звездочек.
Я поднимаюсь, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, и успеваю заметить, что промежуточное энергетическое создание рассыпается круглыми маленькими капельками, которые катятся по земле и тут же исчезают, не оставляя следа.
Бой окончен, я восстанавливаю дыхание и понимаю, что мне следует как можно скорее бежать отсюда. Хозяева этого мира могут вот-вот объявиться, поскольку, наверное, уже узнали о разрушении их создания.
И я бегу, бегу, гонимый страхом.
Я наконец добежал до опушки этого странного леса и остановился перед огромным пустым пространством, которое мгновенно под моим взглядом наполнилось шумом и движением.
Посреди широкой поляны возникли ярмарочные балаганы. Крутятся огромные колеса лотерей с номерами… крутятся… крутятся… Тиры, а перед ними легкие шарики, танцующие на струях фонтанчиков… крутятся… подпрыгивают… крутятся…
А вот и карусель и деревянные лошадки с развевающимися гривами. Карусель тоже кружится… кружится… под звуки варварской шарманки…
Я осторожно пересекаю ярмарочную площадь и вдруг вижу силуэт Валери, мелькающий среди балаганов. Я бросаюсь вперед, а Валери то появляется, то исчезает, как по волшебству.
Большое колесо останавливает свое вращение на цифре восемь… номер восемь… И раскручивается снова!
На глиняных подставках крутятся четыре туза…
Под ветерком в тире крутятся на веревочках глиняные трубки…
Щелкает рулетка, и серебристый шарик прыгает, крутясь, из гнезда в гнездо, вылетает и возвращается. Десять!..
Номер десять! И снова вращение.
Боже, как кружится голова!
Валери мелькает то между балаганами, то на колесе, то на карусели.
Валери!
Вот я вижу ее на деревянной лошадке и бросаюсь туда, опьяненный вечным кружением.
Валери!
Я подпрыгиваю, хватаюсь за медный поручень ограждения, подтягиваюсь и оказываюсь на карусели.
Валери убегает через адский круг, легко проскальзывая между деревянными лошадками.
Валери!
Уносимый по кругу, я пытаюсь разглядеть ее среди ритмично двигающихся лошадок, но она уже растворилась, исчезла…
В этот момент мощная рука вылезает из коробки внутри карусели. Сжимая и разжимая пальцы, она тянется ко мне, и я, не раздумывая, отскакиваю от этой жадной руки.
Она, вытягиваясь, следует за мной. Острый указательный палец показывает мне вниз. Я бросаюсь наугад между двумя деревянными Пегасами под их угрожающее ржание… и оказываюсь на краю платформы. И тут понимаю, что это — край лотерейного колеса с номерами, и я только что обеими ногами вскочил на цифру пять.
Могучая рука съеживается и исчезает в коробке под звуки скрипучей шарманки, а движение карусели замедляется.
Вот тут, за гранью страха и рассудка, я начинаю понимать смысл этой игры.
Огромный, просто гигантский рот, напоминающий очертаниями рот Валери, только что появился на земле возле карусели.
По мере того как карусель замедляет свое движение, рот улыбается мне. Затем он раскрывается во всю ширь, как у голодного животного.
Да, я понимаю, что меня ожидает, если цифра пять остановится перед этой пастью.
Я вскакиваю и пытаюсь бежать, но уже поздно, невозможно… Невозможно, потому что меня окружает невидимый барьер, который я не могу преодолеть никакими силами.
Тогда я начинаю высчитывать, пытаюсь предугадать фатальную цифру. Нет, только не пять… восемь… нет… осторожно… Скорее девять…
Как шарик рулетки, я перескакиваю с одной цифры на другую. Я становлюсь вдруг шариком ужаса в этом пространстве.
Семь… один… четыре…
Цифра восемь выигрывает. Этого только и не хватало!
Боже мой! Неужели это возможно!
Рот хихикает и исчезает, одновременно исчезает и энергетический барьер, а я прыгаю вниз с остановившейся платформы.
Я несусь, вопя от ужаса на все ярмарочное поле, которое просто-напросто еще одна из ловушек, расставленных хозяевами этого мира.
Но вот я вижу Валери. Она, как и я, сломя голову несется через опустевшую поляну.
И когда я хватаю ее, мы оба падаем на землю, побежденные и задыхающиеся.
Наши ужас и безумие объединились.
Когда я открываю глаза, Валери еще здесь, рядом со мной, она лежит на мягкой траве, бездумно глядя в облачное небо.
Ярмарочного поля нет и в помине. Вокруг нас бесконечная пустота, насквозь продуваемая легким ветерком.
Ни шума, ни шороха… Ничего… Словно вся тишина мира собрана на этой поляне.
Валери наконец оборачивается и смотрит на меня своими светлыми глазами, в которых бьются темные волны боли.
Грудь ее ритмично вздымается при дыхании, а теплота, исходящая от ее тела, доводит меня до головокружения.
Мы находимся за пределами слов, разговоров, правил и принципов, вне времени и пространства, вне человеческих условностей… Вне жизни и вне смерти…
Мы всего-навсего два человеческих существа, затерявшихся в вихре безумия!
— Как это все ужасно, правда? — прошептала она.
— Почему ты убегала от меня? Почему?
— Я пыталась бежать от себя, но ничего не получилось.
— Если бы ты попыталась понять…
— Но ты ничего не можешь сделать для меня, Роберт, ничего… ничего… Ты же видел, на что они способны? Я навечно принадлежу им. Все уже слишком поздно.
— Но если мы начнем с нуля? Если ты согласишься немного помочь мне? Может быть, мы и смогли бы…
— Ты хочешь знать, почему я убила своего мужа?
На губах ее мелькнула бледная усмешка, а глаза поднялись к небу.
— Я стала орудием Грега. Обыкновенным инструментом. Не чем иным, как зондом бессознательного, входом в неизвестное измерение, которое он открыл внутри себя. Но у него была слишком малая доля эмоционального. Поэтому ему нужно было существо, имеющее более податливую и гибкую психическую природу, которое могло бы найти свое наиболее полное выражение в гиппологических эффектах. А поскольку я и была именно такой, Грег сделал меня единственным объектом своих опытов. Это жестоко. Жестоко, потому что труд Грега был трудом безумца.
