Йа'акобу пришлось даже один раз резко ему заметить, что следует быть внимательнее. Орм было огрызнулся, но потом решил не настраивать своих тюремщиков против себя. После этого он стал чаще улыбаться, хотя это требовало усилий, и даже вызвал смех у учителей, пошутив по-крешийски. Особенно это понравилось Ша'улу. Орм даже отметил его как того, с кем следует поддерживать контакт и при случае — использовать. Этот блондин казался более открытым и сочувствующим, чем остальные. Если из него удастся вытащить больше, чем ему позволено открыть, это может оказаться ключом к побегу.
Вернуться на посадочный модуль казалось невозможным, но все же Орм не оставил эту идею. Если бы его легко было обескуражить, он никогда не стал бы первым астронавтом КСА.
Во время перерыва на ужин Орм включил телевизор. В середине программы, посвященной медицинским исследованиям, вдруг исчезло изображение. Потом на экране появился Хфатон за письменным столом на фоне украшенной абстрактной росписью стены. Он заговорил по-гречески и сказал несколько фраз. Бронски широко улыбнулся:
— Они хотят нам дать поговорить с Надиром и Мадлен.
Тут же Хфатон исчез, и они увидели своих товарищей — те сидели в креслах и смотрели на них.
— Эй, вы! — крикнул Орм. — Как вы там? Следующие несколько секунд все четверо горланили одновременно. Орм положил этому конец.
— Мы не знаем, сколько времени нам дадут на разговор, так что давайте сначала о важном. Прежде всего: когда вас взяли, были включены передатчики?
Дантон и Ширази заговорили одновременно. Орм резко свистнул и сказал:
— Ты первый, Надир. Ты старше по званию.
— ИАСА видела все с момента выхода марсиан в туннель, — ответил Надир. — По крайней мере я так думаю. Они точно все принимали до того момента, когда мы впустили в корабль двоих. Возможно, после этого передача стала глушиться.
— Почему вы решили их впустить, когда увидели, как они садятся в модуль? Почему не увели «Арес» с орбиты и не вернулись на Землю?
— Такое решение принять нелегко. Стартовать — значит бросить вас. Мы понятия не имели, как с вами обращаются — хорошо или плохо.
Когда марсиане вошли в модуль, мы установили с ними радиоконтакт, и они ответили на совершенно незнакомом языке. Мы доложили в Центр, и даже при запаздывании радиоволн у Картера было достаточно времени, чтобы принять решение. Он заявил, что никак невозможно судить о враждебности людей в модуле или отсутствии таковой, пока они не взойдут на борт «Ареса». Если они дружественны, а мы их оттолкнем, это может быть понято как враждебность с нашей стороны. Таким образом, мы предадим вас двоих.
С другой стороны, он не хотел приказывать нам остаться и подвергать себя опасности. В конце концов он возложил принятие решения на нас.
— И таким образом, — перебила Мадлен, — снял с себя ответственность. Администратор он хороший, но прежде всего — политик.
Ширази улыбнулся и добавил:
— Прикажи он нам возвращаться — не знаю, что бы я стал делать. Я не хотел стартовать. Прежде всего это значило бы бросить вас в беде. Следующий корабль ранее чем через три года прислать невозможно. Но сильнее всего меня удерживало любопытство. Я не мог вынести неизвестности: что с вами случилось и вообще что тут творится.
— А если бы он решил возвращаться, — сказала Дантон, — я бы протестовала изо всех сил.
— А Картер что-нибудь говорил о посылке спасательной экспедиции? — спросил Орм.
— Это да. Он клялся, что следующий корабль пошлют, как только станет возможно. Конечно, определенно сказать он не мог, надо сначала собрать средства…
— Разве вы допускаете хоть на секунду, что все это не поставит на уши мировое сообщество? Они деньги найдут, можно пари держать!..
Орм остановился и после паузы добавил:
— О'кей. Теперь — что случилось с нами. Когда он закончил, наступило молчание. Потом Ширази спросил:
— Так эти люди — иудеи? И крешийцы тоже?
— Да, — ответил Бронски.
— Но они упоминали Иезуса го-Христоса, то есть Иисуса Христа. И они объявляли себя, пусть и неявно, христианами?
Ирано-шотландец побледнел. И не удивительно, подумал Орм. Он же мусульманин. Не настолько правоверный, как требуют большинство его соотечественников, но все же воспитанный ревностными родителями. Он убежден, что Мухаммед — последний и величайший из пророков, даже если и не воспринимает Коран буквально.
Но если все это было ударом для Ширази, то не меньшее потрясение переживал и Орм, который был единственным верующим христианином из всех четырех. И Бронски, хоть и не был правоверным евреем, тоже забеспокоился.
А как же Дантон, воспитанная в набожной римско-католической семье, пусть теперь она и стала атеисткой? Она сидела совершенно спокойно, вытянув ноги и положив руки на колени. Из-под темно-красного платья, выданного ей тюремщиками, выглядывали чуть толстоватые лодыжки и широкие ступни в сандалиях. Ее наряд скрадывал широкие бедра и очень тонкую талию, но не мог скрыть наличие потрясающе большой груди. У нее было запоминающееся широкое лицо с резкими чертами, высокими скулами, большим ртом и огромными глазами. Нос был чуть-чуть слишком удлинен и закруглен, но он не выделялся сам по себе, а лишь подчеркивал своеобразие лица. Она сменила двух мужей, а сотрудники ее говорили, что с этой ведьмой лучше в одной лаборатории не работать. Но ее блестящие достижения в биохимии в сочетании с общим психологическим портретом вывели ее в число основных кандидатов на полет. Конечно, во время тренировок и долгого полета она была совершенно лояльна к остальным. Личных конфликтов у нее ни с кем не было, и она была вполне контактна, пока разговор не касался религии. Здесь она замолкала, хотя ясно было, что на эту тему она как раз с удовольствием бы поспорила. В других обстоятельствах она бы так и поступила.
Потому-то она и выглядела сейчас такой… такой безмятежной: теперь найдутся наконец доказательства, которые ясно покажут: основатель религии ее отцов был всего лишь человеком. Стало очевидно, что привезенные крешийцами на Марс люди были подобраны где-то около пятидесятого года от Рождества Христова, и не менее очевидно, что кто-то из них был знаком с Иисусом.
По крайней мере так считал Орм. У этих существ могли найтись записи, свидетельства очевидцев, даже звукозаписи и съемки интервью с людьми, близко знавшими Иисуса.
Сердце его забилось, и он часто задышал.
Вдруг на экране появилось изображение Хфатона, меньшее, чем изображение землян, и парящее над ними. Он что-то сказал Бронски и исчез.
Француз объяснил:
— Нас разъединяют. Будьте здоровы, ребята. Даст Бог, скоро поговорим лично.
