Он плотнее закутался в плащ, чтобы согреться, поднял воротник и заметил, что его тень расползлась во все стороны по гранитным плитам, которыми была вымощена дорожка вокруг фонтана.
Это была байроновская тень, и так и должно было быть. Он был наедине с Байроном, с Китсом, с Шелли.
Он пришел сюда в поисках любимой, а вместо нее нашел живую любовь давно умерших мужчин; и все же он был одинок.
Смертельно усталый, неразлучный со своей мукой, он повернулся и пошел по увядшей траве под окоченевшими ветвями деревьев, перешептывающихся в порывах ветра позднего ноября. Он был привидением среди привидений, потому что перестал быть Халдейном IV двадцатого столетия. Хиликс познакомила, а Моран обвенчал его с бессмертными мертвецами. По этой безутешной пустоши тащилось только его усталое тело; его душа танцевала менуэт в гостиной восемнадцатого века.
Он нашел свою машину и поехал домой.
Отец еще не вернулся. Вспомнив обманутые надежды старика, Халдейн подошел к бюро, достал шахматные фигуры и расставил их для игры.
Грейстон не может говорить вечно. Старик скоро должен быть, и Халдейн, помня о своей вине, знал наперед, что сегодня вечером отец обязан его победить.
Халдейн III вошел, потирая руки и неся холод на своем пальто. Его глаза засветились, когда он увидел расставленные фигуры.
— Готов к сражению?
— Готов врезать тебе одну.
— Прекрасно. Как твоя лекция?
— Так себе, — сказал Халдейн. — Как твоя?
— Превосходная. Наконец-то я досконально разобрался в эффекте Фэрвезера. Не приготовишь ли мне выпивку, пока я раздеваюсь.
Халдейн подошел к бару и приготовил два напитка.
Отец снял пальто, вернулся и придвинул стул к шахматному столику.
— Выходит, твоя лекция была всего лишь посредственной. Моя оказалась хорошей, очень хорошей.
Погруженный в игру, Халдейн сидел тихо и в дурном настроении, пока отец не заметил:
— Не могу понять, почему вы, молодые люди, все до одного хотите выскочить из своей категории.
— Ух-ху-ху.
— Там, на лекции, была одна студентка-искусствовед. Молоденькая девушка. Перед началом лекции меня представили как почетного гостя, и она подошла ко мне познакомиться. Мы посидели и поговорили достаточно долго, и она меня слушала. Чего я не могу сказать о собственном сыне.
— Ух-ху-ху. И как она выглядела?.. Шах.
— Какая разница? Женщина, как женщина.
— Я бы удивился, узнав, что мой старик все еще нет-нет да и положит глаз на какую-нибудь кралю.
— Как ты часто имел удовольствие замечать, сынок, я не слишком наблюдателен. Однако, насколько я помню, у этой девушки каштановые волосы, светло-карие глаза, лицо скорее широкое и четко выраженный подбородок. Носик у нее немного вздернутый. Груди высокие и широко расставленные. Она ходит, слегка покачивая бедрами, что, будь она проституткой, удвоило бы ее доход.
Он взглянул на сына с полуусмешкой:
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о родинке под ее левой грудью и шраме в области аппендикса около десяти сантиметров ниже пупка?
Халдейн посмотрел на него серьезным взглядом:
— Отец, я в самом деле никогда прежде не задумывался, насколько глубока твоя распутность.
— Ей не откажешь в красоте, но красоте странной. Казалось, что в этой красоте не меньше качеств ума, чем тела, и пока я разговаривал с ней, меня не покидало, ощущение, что я беседую с гораздо более зрелой женщиной. Она пишет статью о поэзии Фэрвезера, и я рассказал ей о тебе.
— Она действительно произвела на тебя впечатление, если тебе захотелось выболтать семейную тайну.
— Да, произвела. Я пригласил ее пообедать завтра вечером. Идти к нам ей недалеко. Она студентка Золотых Ворот. Я сказал ей, что попытаюсь уговорить тебя составить нам компанию, если ты не уйдешь на какую-нибудь поэтическую лекцию.
— Именно это я и постараюсь сделать, — сказал Халдейн.
Она вспыхнула, словно северное сияние, и ее глаза, только что улыбавшиеся его отцу, обратились к нему с выражением незапятнанного достоинства.
— Если ваша машина будет работать, гражданин, вам стоит лишь дать ей обратный ход и у вас получится электронный поэт. Такое устройство уничтожит мою категорию.
По логике вещей, следующим шагом должны быть машины для создания машин, и тогда исчезнет общественная потребность в человеческих существах как таковых. Вы не согласны, сэр?
— Абсолютно согласен, Хиликс. Я говорил ему, что это дурацкая идея.
Халдейн не мог припомнить, чтобы отец когда-нибудь соглашался так быстро, и он никогда не видел его таким обаятельным и оживленным. Сияние глаз старика едва ли не освещало обеденный стол. Посрамленный, Халдейн уткнулся в десерт и сидел тихо, а отец разразился монологом.
— Вы коснулись одного соображения, которое мы в департаменте уже рассматривали — о неразумности полного исключения человеческого фактора из работы машин. Однажды на рассмотрение Совета поступило изобретение…
Халдейн отметил слова «…мы в департаменте»... Отец явно хорохорился. Обычно он говорил лишь «…в департаменте…».
Еще в гостиной, когда отец представлял их друг другу, она сказала:
— Гражданин, ваш отец говорит, что вы интересуетесь поэзией.
— Только как вспомогательным средством.
— Было бы трудно предположить, что вы бываете еще где-то, кроме лекций по математике.
Он входил в столовую с поющим сердцем и окрепшей верой в закон средних чисел. Пока он занимался ее поисками, она сама искала его на математических лекциях.
И сейчас, пока отец говорил, мысли Халдейна метались между математикой и аналитикой. Ее окружала атмосфера свежести, полуэфирной и полуземной, напоминавшей ему весеннюю траву, пробивающуюся между пятнами тающего снега, а живость мысли сияла в каждой черточке ее лица.
Она была логической невозможностью. Он не сомневался, что у нее есть печень и легкие, и все то, чему положено быть в грудной клетке, и что все это действует точно так же, как у любой другой девушки, но целое было больше суммы составляющих его частей.
Он попытался отвлечь внимание отца от девушки, наполнив его бокал вином.
Халдейн III отвлекся, только чтобы спросить:
— Не собираешься ли ты напоить меня, чтобы произвести впечатление на нашу гостью блеском своего ума, когда я усну?
— Может быть, ты хочешь воды вместо вина? — предложил он, чтобы предоставить отцу возможность собственного выбора. Его мало заботило, что будет пить отец.
Пока отец наблюдал за тем, как он наполняет его бокал, Хиликс сказала:
