Как и все известные людям вирусы, новый вирус адамана имел свою отличительную форму. Ниже приводятся типичные формы уже известных вирусов (а, б, в) и форма вируса адамана (г):
pomni04.gif
Как и другие вирусы, адаманы существовали в живых клетках. Еще в начале своего открытия Валесский заметил отличие в поведении адаманов: их размножение в клетке могло происходить только тогда, когда в ядро попала пара адаманов. Если же в ядро клетки попадал один адаман, никакого размножения не происходило.
Что смущало ученых-исследователей - адаманы явного типичного заболевания организма не вызывали, этим они, бесспорно, отличались от других вирусов, в частности, тифа или гриппа. Некоторые исследователи-вирусологи выдвинули гипотезу, что адаманы являются первопричиной многочисленных раковых заболеваний - кстати, подобная гипотеза выдвигалась и ранее, однако убедительных фактов, подтверждающих ее, так и не нашлось. Очень многие ученые предполагали, что адаманы разновидность вируса СПИДа, однако и здесь убедительных фактов не нашлось. Кое-кто из исследователей еще в самом начале открытия Валесского придерживался своей гипотезы, согласно которой адаманы - полезные и даже необходимые для человека, ибо они, мол, противостоят другим вирусам*. Следует отметить, что эта гипотеза нашла много сторонников и довольно долго сдерживала активные работы по изучению адаманов.
______________
* Антагонистические взаимодействия между вирусами имеют название интерференции (не путать с интерференцией волн). Отсюда происходит название нового лекарства против вирусов - интерферон, на которое сейчас возлагаются большие надежды.
Настоящую сенсацию, точнее, не столько сенсацию, сколько полную растерянность как в мировых научных кругах, так и в общественных, вызвало сообщение телеграфных агентств мира, после которого у многих людей, скажем честно, опустились руки, ибо они не знали, что же сейчас делать, чем заняться:
В сверхновом электронном микроскопе конструкции физика Олешникова ученому Валесскому удалось рассмотреть более тонкую структуру адаманов. По форме адаманы целиком напоминают людей, они могут самостоятельно передвигаться в межклеточном пространстве с помощью рук и ног. Адаманы имеют голову, туловище.
По системе Интервидения показывали микрофотоснимки адаманов. Ниже приводится серия этих микрофотоснимков:
pomni05.gif
И уже теперь совершенно в ином свете выступали слова в многочисленных научно-популярных книгах:
Вирус - живое существо
Готово ли было человечество к этому, прямо скажем, ошеломительному открытию?
ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗАПИСЕЙ ВАЛЕССКОГО
"...Проходили день за днем, неделя за неделей - и многие из тех, кто когда-то вместе с нами смело и отчаянно бросился штурмовать врата царствия вечности, отлетали от нас, как шутил Олешников, они исчезали из нашей жизни, будто загадочные кометы, которые прилетают к Земле из бесконечности и, обогнув ее, снова исчезают в бесконечности.
Наши бывшие единомышленники и единоверцы терялись в длинных извивающихся магазинных очередях: за мебельными гарнитурами, за яркими люстрами, за дорогими персидскими, индийскими и еще невесть какими коврами, они вообще терялись в этой бесконечной очереди за тем черт знает чем новым и далеким, что притягивало их, как магнит железо; они прятались от нас в дорогие костюмы, в загородные дачи за высокими заборами, замыкались тремя-четырьмя замками в книгомеблехранилищных паркетно-лаковых квартирах, защищались расфуфыренно болтливыми женами и обязательно гениальными акселератами-детьми, приемными, в которых на вахте сидели грозные секретарши, захватив сберегательные книжки, убегали от нас к синему морю, где бессмысленно жарились под ярким солнцем...
Сколько, сколько нас было в юности, когда ни один еще ничего этого не имел - этого ненужного нам мусора, ибо все мы замахивались на большее и потому прекрасно понимали, что все, за что так жадно и одержимо хватаются другие, всего лишь - мусор, и особенно отчетливо люди чувствуют это на финише, о котором многие, увлеченные гонкой за черт знает чем, почему-то забывают (кстати, может, все здесь и не так, возможно, люди и начинают гонку за черт знает чем, чтобы забыть о финише).
И как мало осталось нас потом, после пятого курса, а тем более позже, когда впереди угрожающе замаячил огромный соблазнительный бытовой уют!
И мы уже не удивлялись, что нас могут бросить, что нас однажды могут предать, наученные горьким опытом, мы начинали понимать, что человек, видимо, и в самом деле не шибко силен, как не раз говорил Олешников, сильным вообще быть трудно, намного легче быть обиженным, ибо тогда есть надежда, что кто-нибудь когда-нибудь тебя пожалеет, а сильного жалеть некому, все только и ждут, когда их станут жалеть. И еще Олешников говорил, что намного легче быть послушным, возможно, это и так, а возможно, и нет, быть может, все сводится к более простому: каждый сможет понести столько, сколько поднимет, и потому не следует удивляться, а тем более обижаться, что друг твой сегодня приветливо улыбается тебе и клянется в верности и любви, а завтра за твоей спиной начинает над тобой насмехаться, шевеля пальцем у виска: что с него возьмешь, мол, обалдел из-за своей науки, закомплексовался...
Мы оставались в одиночестве, как на пустом безлюдном острове, точнее, даже и не на острове, а как бы в лодке без руля и ветрил, которую мощное морское течение оторвало от берега и понесло невесть куда. И хотя мы понимали, что еще не поздно выскочить из лодки и с невероятным напряжением сил добраться до спасительного берега, однако ничего не делали, только молча наблюдали, как в туманной дали навеки скрывается все то, среди чего мы росли, во что когда-то верили и на что когда-то надеялись. И еще, как это повелось в жизни, мы дружно, молча, каждый самостоятельно оправдывали себя в том, что жизнь человеческая это и есть движение, неумолимое движение от одного берега к другому - от берега неразумного и, возможно, только поэтому счастливого детства к берегу спокойного рассудительного взросления, от берега неведения к берегу познания, от берега появления из ничего и исчезновения в ничто...
О-о, сколь много мы тогда знали и поэтому с такой легкостью и быстротой находили оправдание всему на свете.
А тем более себе...
...Олешников, когда мы втроем поехали в Житиво хоронить его отца, так ни разу и не заплакал.
Мы зашли в его хату, остающуюся отныне пустой, - от порога и далее, во второй половине, везде толпились сельчане, как и обычно на похоронах в Житиве, здесь в основном были женщины, одни молча сгрудились у стены, другие, постояв рядом с покойником, посмотрев на все то обязательное и загадочное, с чем когда-то должен столкнуться каждый человек, выходили из хаты, уступая место вновь пришедшим, - так вот, мы прошли между молчаливыми женщинами, как когда-то впервые молча шли по коридору института, Олешников, Лабутько и я, и там, во второй, чистой половине хаты, меня словно кто-то невидимый и грозный толкнул в грудь - увидел покойника, который неподвижно лежал в красном углу на накрытых ковром досках.
