— Это известно уже довольно давно. Ну так вам теперь, надеюсь, понятно, что ваш доктор Шима впадает в фугу и идет по феромоновым следам.
— Так-так, outre[5] поворот у нашего Носа. В этом что-то есть, госпожа Нунн. Есть смысл. Ну и какие следы так манят его? Женщины?
— Нет. Жажда смерти.
— Что такое?
— Жажда смерти.
— Госпожа Нунн!
— Ну что вы, право, сударь! Неужели вам неизвестно о таком слагаемом человеческой психики? Многие люди страдают от неосознанной, но мощной тяги к саморазрушению. Некоторые психиатры даже считают, что у всех нас это есть. Очевидно, такое желание оставляет феромоновый след, который и чует Шима… полагаю, что лишь в некоторых особых случаях… и он вынужден идти по следу.
— А потом?
— Очевидно, он удовлетворяет желание…
— Невозможно!
— Чудовищно!
— Что там она болтает!
— Наш чувачок удовлетворяет жажду смерти! Кокает тех, кто хочет помереть. Летальный-Один.
— Именно так, господа.
— Очевидно! Очевидно! — бушевал председатель. — Доктор Шима? Убийство? Чушь! Я требую неопровержимых доказательств при таком дичайшем обвинении!
— Очень хорошо, сударь, вы их получите. Мне еще один-два вопроса нужно окончательно прояснить, прежде чем я выполню соглашение, но боюсь, что при этом он испытает глубокое потрясение.
* * *
— Это жестокое и непривычное наказание для моих рук, — жаловалась Мери Наобум. — Им в старину что — действительно приходилось проталкивать иголки пальцами?
— Именно так! «Рука чувствительна, пока ее не натрудишь» — «Гамлет», Акт V, сцена 1.
Давайте покончим с этим.
— Я с тобой, Сара. Мне это дело обрыдло.
— И мне, Ента. Голосуем: кто за то, чтобы похерить стегальные посиделки? Прошу поднять руки. Да не ты, Пи. Шесть из восьми. Принято.
Нелл Гвин с усмешкой отметила, что Угадай и Откатай как всегда вносят раскол.
— Не раскол, а разлад.
— Что теперь, Реджина? — спросила Гули.
— Ах ты, Господи, у меня просто иссякает воображение. Что, если снова позвать Люцифера?
— Не возражаю, — буркнула Ента. — Может, его хватит на то, чтобы закончить это паршивое покрывало.
— Реджина, дамы, внимание! Новости — с пылу, с жару! Мой Нудник сказал, что мы вовсе не как надо вызываем Дьявола.
— Да ну? Говори же, Нелл!
— Нудник говорит, что мы живем в двадцать втором веке, поэтому нам не годятся все эти средневековые штуки, а говорить надо на обычном языке.
— Ох, сколько труда зря! Но почему?
— Он сказал, что Люцифер нас, наверное, слышит, но когда он хочет ответить, то попадает в то время.
— Это мысль. Наверное, и демоны могут ошибаться.
— Ясное дело, ведь в них так много человеческого.
— А что он предлагает, Нелл?
— Двоичный код, как в компьютерах. Нудник нам составил программу. Вот, я ее захватила с собой:
2.047
1.799
2.015
1.501
1.501
1.025
1.501
1.501
2.015
1.799
2.047
— Да что же это! Он над нами смеется, точно.
— Нет, сударыни, это, изволите видеть, самоновейшее волшебство.
Компьютер сам переводит десятичные в двоичные и нолики, а уже из них образуется крест — такой зловещий, злокозненный, злопакостный, что ни один черт не устоит, если он себя уважает.
— Как ты, Реджина?
— Стоит попытаться, но и сами мы не будем сидеть, сложа руки. Возьмемся за дело как следует! Принесем кухонный компьютер, поставим его в пентакль, станем вокруг на колени и так захотим, чтобы это случилось! Изо всех сил!.. Пи-девка, неси свечи, вонизмы и компьютер!
* * *
11111111111
11100000111
11111011111
10111011101
10111011101
10000000001
10111011101
10111011101
11111011111
11100000111
11111111111
— Пречистая сила! Поглядите на эту перфоленту!
— Лучше сказать «нечистая сила», Гули.
— Но там только единички и нули.
— Ну да, это двоичный код, Мери. Хотя погляди, какой из ноликов рисунок получается!
— Ой, это нехороший крест из Соломоновой Печати! Точно как мы пытались сделать на покрывале!
— Вот именно! Мой Нудник — гений!
— И Сатана действительно явится?
— Если уж и компьютер его не вызовет, тогда ничто не поможет.
— Тихо, дамы. Мы должны молиться, а не шептаться. Прошу вас!
— Компьютер нас не слышит, Реджина.
— Но Люцифер, возможно, слышит. Предайтесь молитве, вы, ведьмы! Хотите! Взалкайте! Возжелайте свершения!
Когда Гретхен Нунн сказала правлению «ФФФ», что к Блэзу Шиме есть еще один-два вопроса, которые нужно прояснить, прежде чем соглашение может считаться выполненным, это была полуправда, естественная для женщины, уже наполовину влюбленной. Она знала, что ей необходимо с ним увидеться, но сама не до конца разобралась, зачем.
Вопрос: Может ли она все же полюбить его, несмотря на то, что она о нем знает?
Вопрос: Любит ли он ее на самом деле или просто развлекается с цветочком из Гили?
Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самой?
Вопрос: Рассказать ли ему правду о себе самом?
Вопрос: Закрыть соглашение с господином Стеклодувом, проявив спокойный профессионализм и послав к черту все сопутствующие личные моменты?
Ответ: Она не знала ответа.
И уж точно не знала, что, пока она готовилась нанести удар господину Хочу, ее ждала мина, небрежно подложенная Шимой.
— Твоя слепота врожденная? — тихо спросил он этой же ночью.
Она рывком приподнялась в постели:
— Что? Что такое?
— Ты меня слышала, Гретхен.
— Слепота? Какая слепота? У меня единицы в обоих глазах! Как у орла!
— Ах, значит, ты и не знаешь. Я подозревал что-то в этом роде.
— Я не понимаю тебя, Блэз.
— Ну, ты действительно слепая, — спокойно произнес он, — только никогда об этом не подозревала, потому что твой благословенный дар затмевает любое зрение — ты в высшей степени восприимчива к ощущениям других людей. Ты видишь чужими глазами. Не уверен, но, возможно, ты глухая, а слышишь тоже чужими ушами. Может быть, у тебя так и со всеми остальными чувствами. Потрясающая способность. Совершенно потрясающая. Нам надо как-то это исследовать.
— Ничего более нелепого в жизни не слыхала! — разозлилась Нунн.
