Над Байкалом профессор Егорин сердито отвернулся от шахматной доски и громко скомандовал:
— Кок, завтракать!
Саша умчался в камбуз, включил магнетронную печь, кинул на картонную сковороду мелко нарезанную баранину и, пока готовилось жаркое, принялся накрывать стол.
— Вот вам перчик, — приговаривал он. — Когда-то он заменял людям деньги. Рекомендую уксус: акулы не выносят его запаха! А тебе что, наследник? — повернулся он к Петренко.
— Это еще что за новость?
— Я тебе, Филя, оставлю после смерти свою невесту.
Филипп Петрович ловко поймал кока за руку и так сжал ее, что Саша охнул.
— Осторожнее, черт! Убери свои манипуляторы.
— Я тебя научу уважительности, — гудел Филипп Петрович.
— Ну что я тебе сказал обидного? По данным ООН, Филя, холостяки живут меньше, чем семейные… Разве плохо, что я хочу тебя женить?!
— Ну и всезнайка, — засмеялся профессор. — Подавай шампанское, Саша!
Наконец все расселись за длинным овальным столом, и Саша
Перстенек откупорил шампанское. Но как! Смахнув пыль с массивной бутылки, он как бы случайно уронил ее на каучуковый пол. Раздался пушечный выстрел, пробка ударила в потолок, а бутылка вновь очутилась в руке чародея-кока, и пенистая золотистая жидкость устремилась в хрустальный фужер. Гром аплодисментов был Саше наградой.
Александр Иванович, руководитель экспедиции, поднял бокал.
— По традиции, — сказал он, — предлагаю отметить начало нашей работы. За новые победы советской науки, товарищи! За ваше здоровье!
Необычность обстановки придала тосту особую торжественность. Прибор теперь показывал пятнадцать тысяч метров — наивыгоднейшая высота, на которой «Илья Муромец» приобретает максимальную путевую скорость. Как известно, в атмосфере есть не только «ямы» и «холмы», но и «реки» — струйные течения. На нашей широте попутные струйные течения расположены на высотах пятнадцати-семнадцати километров и движутся с быстротой до шестисот и даже семисот километров в час.
Я перевел взгляд на дублирующую панель автоматического штурмана, включенного мной еще ночью. Стрелка путевой скорости замерла на цифре «1120». Но вертолет летел так спокойно, что только легкое гудение воздушных компрессоров напоминало о движении.
Вдруг звонок из радиорубки: принята радиограмма. Филипп Петрович встал из-за стола. Через минуту он вернулся, возбужденный до предела.
— Товарищи… — громко проговорил он, потрясая над головой узкой телеграфной лентой. — Еще одна космическая победа: очередной полет на Марс начался!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сенсация… Роберт Гровер
Исчезновение Паолы не было тайной только для узкого круга лиц — двух-трех работников частного сыска, Боба Хоутона и редактора газеты. Для всех остальных Паола уехала на время, может быть… готовясь стать матерью. С таким предположением как-то обратился к Хоутону младший владелец цирка Пьер Эверфильд, и Боб, сообразив, что эта версия поможет предотвратить газетную шумиху вокруг происшествия, таинственно промолчал и улыбнулся.
Но сегодня утром, зайдя в цирк, Боб был ошеломлен.
— А, мистер Хоутон, — весело приветствовал его Эверфильд-младший. — Я как раз хотел видеть вас. Во-первых, мы получили письмо от вашей супруги. Да где же оно?.. Вот, не угодно ли…
Боб слабеющей рукой взял письмо и жадно прочел строки, написанные таким знакомым, таким близким ему почерком:
«Обстоятельства вынуждают меня временно прекратить выступления в цирке. Боюсь, что это продлится несколько больше сроков, оговоренных в контракте. Чтобы сохранить добрые отношения между нами, перевожу вам неустойку. Мой реквизит можете отправить домой.
Паола Вердини»
— Я знаю об этом, — заставил себя сказать Боб, глядя на подпись: да, это была ее рука! И ее подпись!!
— Это и так ясно, — отмахнулся Эверфильд-младший. — Я хотел попросить вас, мистер Боб, об одном одолжении: уговорите миссис Паолу уступить нам ее реквизит. Хорошо? Видите ли, у нас есть на примете молодая гимнастка… Сами понимаете, дело не должно страдать…
— Реквизит ваш, — торопливо прервал его Боб, испытывая желание немедленно уйти.
— Благодарю, мистер Хоутон. Да… звонил доктор Гровер. Он всюду разыскивает вас. Он лечит нашего беднягу Фери. Гровер просил вас заехать к нему в клинику. Вот адрес… Заодно передайте привет Карлу!
— Хорошо… Прощайте.
— Желаю удачи, мистер Хоутон. Мы сегодня опять трогаемся в путь: что поделаешь — кочевая жизнь!
Клиника Гровера находилась милях в десяти от города, и Боб мог дать волю своим чувствам в быстрой езде.
Приближался час дневного выпуска последних известий — Хоутон включил радиоприемник. Первая же фраза диктора насторожила его; стрелка скорости резко двинулась влево, будто «шевроле» сам сбавил ход под влиянием сенсационного сообщения.
«Русские передали сегодня, — слушал Боб, — о предстоящем полете своей ракеты на Марс. В состав экипажа, кроме командира космического корабля, в недавнем прошлом видного гражданского пилота Андрея Шелеста, входят второй пилот, летчик-космонавт ленинградец Павел Горный, и штурман-космонавт, известный физик москвич Евгений Глебов.
Скорость мысли — вот в чем корень возможного успеха в международном соревновании науки и техники.
Недавно мы сообщали об организации проектной фирмы „Дискавери“, финансируемой виднейшими промышленниками нашей страны. За короткий срок „Дискавери“ превратилась в крупный центр научной мысли, объединивший многих ученых, работающих над проблемами покорения космоса. Но не очень ли долго мы ждем результатов? Сейчас мы познакомим вас с биографиями русских космонавтов…»
Боб улыбнулся: новость вызвала в нем восхищение — он всегда был готов снять шляпу перед величием человеческого разума.
Добравшись до перекрестных эстакад, Хоутон уверенно свернул вправо, к городу, — Роберт Гровер подождет, в редакции он нужнее.
— Здравствуйте, Мод! Надеюсь, шеф у себя?
— О, Боб, как я сочувствую вам. Такое горе, такое горе!..
— Не огорчайтесь, Мод. Что поделаешь, русские тоже деловые люди.
— Ах, я не об этом, Боб.
— АО чем же?
— Бедная миссис Паола… Потерять такую женщину!..
— Потерять?! Что вы имеете в виду, Мод?
— Я только что просмотрела корректуру вечернего выпуска нашей газеты, Боб.
— И что же, черт меня побери?!
— Вся первая полоса посвящена таинственному исчезновению миссис Паолы.
