- По одному! По одному берите! Чтобы всем досталось! Не алчничайте! Чего за пазуху суешь? Думаешь, не увидим? Для бабки Авдотьи? А ей-то на что еще? Такое добро на нее переводить.
- Ах, вы охальницы! Вы что ж ногами-то добро такое топчете?
- Ты чего это граблями-то ворочаешь?
- Тихо вы, голодранки! Пришелец, добрый человек, никого не обидит. Для него вы все одинаковые. Он говорит, что у него еще есть эти рыжие колобки. Так что не сомневайтесь, всем достанется.
- Глядите! Глядите! Пришлый показывает, как их надо есть. А хранить, говорит, нельзя, спортится. И с собою уносить нельзя, истают в руках. Так что давайте, бабы, глядите за ним и все повторяйте.
- Ну-к что ж, придется, видать, а то ему и назад отнять недолго.
- А уж вкусно до чего! Ни на что и не похоже.
- А запах-то! Понюхайте-ка, уж до чего запашиста, лучше диколону всякого.
- Ой, и глотать жалко! Так бы и держала во рту всю жизнь.
- Не держится оно, очень уж нежное.
- Да в нашей пасти и камень не удержится, провалится.
- А мне вот что удивительно: с чего это чужой человек задаром такое добро раздает? Тут вон горбишь спину, горбишь, а потом брюквы паршивой не допросишься.
- А и правда? Ах ты, господи! Может, он чего худое задумал? А мы поразевали рты!
- Ну да как же, худое! Да чего уж хуже-то может быть того, что пережито? И войну снесли, и ярмо германское, и после: землю на себе пахали, лебеду ели, грибы поганые вымачивали, животы вздувались не от мужиков, а от голодной водянки. Нет, хуже может быть уж одна только смерть.
- Бабы, бабы! Послушайте-ка, а уж не шпион ли это?
- Вот сказала так сказала! Совсем сдурела, что ли? Да кто к нам в такую глухомань полезет? От железной дороги пятнадцать верст, да и то посуху. Кому мы нужны? Какой в нас интерес? Что у нас выглядывать? Может, что ты корове в пойло бухаешь?
- А это было бы и больно хорошо, если бы кто подглядел! Да отведал бы молока от наших коровушек. Подумал бы, чай, снятое, а какое оно будет после соломенной трухи? Одна синева.
- Бабы, а пусть этот пришелец доложит про нас, как мы тут перебиваемся. Уж он-то, наверно, знает кому. Может, поубавят нам налоги? Объяснил бы там, что триста литров на одну корову да при такой кормежке ведь это разорение одно.
- И насчет яиц тоже! Куры есть, нет - а яйца сдавай. Сказать смешно в район ездим яйца покупать.
- А ты сама покудахтай - может, и снесешься.
- И снеслась бы, ежели бы петушок какой покукарекал да потряс хвостом округ меня!
- Ишь, чего захотела! Петушка ей! Кому этого не охота?
- Ой, бабы, и правда, петушков бы нам да порезвее! Неужто так и состаримся, не отведав больше этой сласти?
- Ты хоть когда-никогда отведала, а мы и не знаем, что это за сласть такая.
- Бабоньки! Бабоньки! Может, спросить нам у пришельца, думают ли там мужиков нам подкинуть? Ведь пропадаем без них, жить неохота. С войны едва десятая часть вернулась, так и то: кто помоложе да поздоровше, все в город подались. Остались старики да калеки, да мелкота сопливая.
- Вот и именно. Пусть-ка нам про мужиков ответит. Колобочки-то его рыжие - хорошо, конечно, вкусно, но это что? На один раз. Вот съели - и следа никакого не осталось.
- А тебе след обязательно! Как у твоей золовки после лесозаготовок брюхо выше подбородка.
- Бабы, слушайте-ка, может, мужики там работы нашей деревенской опасаются? Так это напрасно. Пусть бы им сказали.
- Обязательно! Пусть так и скажут. Мол, не для того зовем.
- Размечтались! Будто и на самом деле им кто мужиков сейчас отвалит! Греховодницы, тьфу!
- Ох-хо-хо, не к добру нам пришелец колобков этих рыжих подкинул. Разбередили они нас только.
- Погодите, бабы, слушайте-ка, что я вам скажу. Пришлый-то этот, ведь он что? Ведь он тоже мужик! Мужик иль нет?
- Мужик! Самый что ни на есть! Все при всем!
- Вот то-то и оно! А что получается? Пришел нежданный, незванный, разбередил нас своими колобками - и все? Дальше покатится? А мы как были вековухами, так и останемся? Нетронутые? Да он же надругался над нами! Хуже немца!
- Ах ты вражина! Нашкодил и драпать намылился? А ну, держи его, бабы!
- Держи-и-и! С двух сторон заходи! Ишь, заюлил! Волоките веревку, закидывайте, а то кабы не ускользнул.
- Не уйдет! Вот, бабы, и будет нам мужик!
- Он нам свое угощение преподнес, а мы ему свое.
- Пусть отведает бабьей бражки. Она нынче дешева, зато настоялась крепко. И-и-эх!
- Чего встала? Заробела - отойди в сторону, не мешайся, а не то сметут.
- Одного-то на всех разве хватит?
- Хватит. Он сытый, отъелся на рыжих колобках. Слева заходите, слева, а то он в проулок проскочит.
- Меня пропустите! Слышите? Моя очередь первая!
- Это почему же твоя? А мне что, меньше твоего надо?
- Да я первая колобок увидала да крикнула. Мой он! Мой!
- Моего жениха в первый день войны убило. Вот я первая и буду.
- А ну расступись! Все расступись! Я буду первая! Я!
- Ой, батюшки, совсем взбесилась, этакую жердину взяла!
- Окститесь, бабы! Вы люди иль не люди? Бога побойтесь!
- Ой, убивают! Убива-а-а-ю-ют!
И тут бы на самом деле началось настоящее побоище и смертоубийство, не окажи апельсины на баб своего действия и весьма своевременно. С непривычки к нежному фрукту, выращенному в неведомой почве, в животах у них вдруг сделалось такое брожение, что их скорчило от боли пополам, и они так и попадали на землю, кто где стоял. А когда животы отпустило, когда прочухались бабы да спохватились - где же пришелец-то? - того уже и след простыл. И как появился он неизвестно откуда, так и сгинул незнамо куда. Бабы только глазами моргали, понять не могли: то ли было с ними все это, то ли привиделось. Поискали шкурки от рыжих колобков, да не нашли. Однако к тому времени пастух прогнал по деревне стадо, так что, возможно, коровы поели те шкурки. А возможно, так они исчезли - чудом, как и появились. И если бы не одно обстоятельство, то наверное, отнесли бы все это происшествие к разряду массового гипноза, про который разъяснил им в докладе лектор, специально присланный из района. Дело в том, что слухи о чуде вызвали во всей округе вспышку религиозных чувств и повальную пьянку в престольные, а также и в прочие праздники. Лектор призвал баб освободиться от дурмана, который назвал по-научному опиумом для народа, и заверил их от имени руководящих товарищей, что чудес не бывает и, следовательно, никаких апельсинов бабы не ели и пусть они продолжают спокойно жить и трудиться на благо общества и во имя построения светлого будущего. Одна крикнула было насчет покосов в Волчьем овраге, не отдадут ли их нынче для своих личных коров, но лектор тактично попросил посторонних вопросов не задавать, и далее все прошло уже в полном порядке, а в конце доклада, как и положено, все дружно похлопали. Тут вскоре подошла уборочная страда и вызвала трудовой подъем, во время которого было не до бесполезных мыслей. Районное начальство оценило возросшую сознательность и разрешило многодетным вдовам скосить траву по Волчьему оврагу. Жить стало лучше и вроде даже веселее. К тому же и дни стали короче, а ночи длиннее, можно было на печи понежиться, а не вскакивать чуть свет.
