Ознакомительная версия.
— Разве такое может быть?
— Может, может… — произнес Хозяин. — Думаю, что это и не важно, что письмецо затерялось. Будем надеяться, что она не заговорит о нем.
Странно все это, конечно. Каково же тогда происхождение этих писем и как объяснить, что здесь не хватает одного?
— А о чем мы с нею говорили по телефону? — спросил Влад. — Вдруг и она мне устроит экзамен?
— По телефону вы просто болтали ни о чем. У тебя в руках вся информация. Переведи разговор на свои рассказы. Похвали ее стихи. Ты владеешь практически всей информацией, которая прошла между тобой и этой женщиной.
Хозяин уже пошел к двери но вдруг обернулся, держа палец над головой:
— Впрочем, есть одна деталь. В телефонном разговоре с тобой женщина между прочим заметила, что любит красное инкерманское вино. Запомни.
— Никогда не слышал о таком вине, — сказал Влад.
— Продукция инкерманского завода марочных вин, Севастополь. Оно довольно дорогое… Да, чуть не забыл! — Хозяин засунул руку в барсетку и извлек на свет бумажник, а оттуда — три пятитысячных ассигнации. — Дорогое, потому что хорошее. Лучшее на территории бывшего СССР, — он положил деньги на тумбочку в коридоре.
— Я не пойму, — сказал Влад. — Если я похож на Тараса Балашова, это понятно. Но неужели и мой голос тоже похож? Она же узнала меня!
Хозяин удивленно вскинул бровь:
— Кто тебе сказал, что ты похож на Тараса Балашова? Я, например, не говорил.
— Но как же тогда?.. — Влад осекся, поняв, что переходит границы дозволенного, собираясь задать вопрос.
— Ты не похож на Тараса Балашова, — серьезно проговорил Хозяин. — Ты и есть Тарас Балашов.
Прохаживаясь перед памятником Пушкину, Влад вглядывался в толпу, втекающую в печально знаменитый подземный переход, и думал: как же у него получится сыграть не только какого-то постороннего человека, представителя совсем другой среды и культуры, но и просто москвича? Ведь он совсем не знает город. Он будет вести себя иначе, говорить иначе, размахивать иначе руками и непременно провалится. Как Штирлиц.
Еще один вопрос: кто он сейчас на этом поле, где возвышается, словно черный ферзь, Пушкин — игрок или фигура? То, что он вообще какая-то пешка — понятно, но для грядущей Натальи он кто? Двигает ли она его по игровому полю, или же он — ее, являясь продолжением пальцев Хозяина? А вдруг они оба заодно? Последние часы он воображал, будто делает что-то вместе с Хозяином, а на самом деле — Хозяин делает что-то вместе с Натальей, и делает против него… Впрочем, Штирлиц — разве он провалился? Можно было и второй сериал снять…
Он стал припоминать стихотворение Тараса, которое успел заучить, но вспомнил только начало:
С жителем приюта моего
временное чувствую родство.
Житель на паркет бросает тень
и следит за тенью он весь день
или ночь, коль тень дает луна,
хоть и чаще вовсе не видна
тень…
Мысли его рассеянно шатались, повторяя взгляд. Чем ближе подходило время встречи, тем чаще о посматривал на плывущую перед ним человеческую массу, пока и вовсе не вперился в нее, и вот уже казалось, что мелькнуло перед ним несколько Наталий — 89/61/91 — высоких стройных блондинок…
Призрак тени тоже, как часы, —
Житель усмехается в усы.
Та же история, что четыре дня назад… Или пять? Он как-то с трудом отдавал себе отчет в том, что прошло совсем немного времени с тех пор, как он ждал ее (именно ее, только юную) в другом городе, в другом — уже кажется — мире…
И она пришла. Почему-то сразу стало ясно, что это она, и идет она именно к нему, хотя издали еще не было видно лица. Шла быстро, казалось, сейчас просто врежется, но остановилась внезапно, близко, положила ладошку ему на грудь, словно прижимая пальцы к губам: молчи!
— Ну, здравствуй, путешественник! Честно говоря, я до последнего момента не верила, что ты существуешь.
Она была гораздо старше его, но сказать точно, сколько ей лет, Влад бы не смог, чтобы не ошибиться, скажем, на десяток. Наталья принадлежала к тому типу женщин, которые будто каменели в тридцать. Впрочем, и в тридцать, каменея, выглядели они на двадцать пять.
— Погуляем просто, поговорим? — предложила она.
— А потом посидим где-нибудь, вина попьем… — в тон ей подтвердил Влад. — Как насчет красного инкерманского?
— Я обеими руками за! — Наталья подняла и бросила ладони, схватилась за ремешок сумочки, дернула плечом, уже начиная движение.
Они прошли чрез подземный переход и оказались на бульваре, где было чуть менее людно. Все-таки, очень большой, фантастически кишащий город…
Влад говорил медленно, тщательно подбирая и взвешивая слова, отчего получался рассудительным и умным. Он говорил мало, отчего получался чутким, внимательным джентльменом, умеющим слушать. Кто бы мог подумать, что все эти чудесные свойства были обусловлены правилами игры! Так накачивают персонажа компьютерной RPG, добавляя ему те или иные черты характера…
— Влад! Эй Влад! — вдруг услышал он прямо над ухом и вздрогнул, растерянно оглядываясь.
Наталья посмотрела на него с тревогой. Женский звонкий голос:
— Влад, я сказала тебе, козленок!
Выяснилось, что какой-то мальчишка полез в фонтан, и молодая мама схватила его за шкирку. Нет, никогда он не был столь близок к провалу…
Снова Штирлиц! С первых минут он понял, что Наталья не имеет никакого отношения ни к спецслужбам, ни даже к промышленному шпионажу. Владу теперь казалось, что жертвы Хозяина они оба. Возможно — они участники какого-то широкомасштабного эксперимента, наверное, физиологического — ведь не даром был этот «медосмотр»…
Общаться с Натальей оказалось легче, чем он думал. Время от времени умело переводя разговор то на ее жизнь, то на ее стихи, Влад избегал расспросов, вроде «А в какой ты школе учился?» — и тому подобного.
— Я все думаю, что так мало о тебе знаю! — сказал он, когда они шли по бульвару.
— Еще успеется. Вот, например, — она махнула рукой направо, — это институт, который я закончила.
— Да? И что за институт?
Наталья внимательно на него посмотрела.
— Литературный институт имени Горького. Только не говори мне, что ничего не слышал о таком.
— Да слышал, конечно.
Ага. Только что и услышал, — подумал Влад. — Стало быть, есть такой институт, где учат литературе. Писать такие вот непонятные стихи. Наталья смотрела на него пристально, внимательно, будто ожидая каких-то особых слов.
— Странный ты, Тарас! — сказала она. — Самородок какой-то. Такие у тебя красивые рассказы, а в Литинституте не учился. И никто ничего о тебе не слышал.
Ознакомительная версия.
