Он отошел в сторонку и воткнул факел в землю, прислушиваясь к обрывкам разговоров.
- ...вершина, конечно, но не Монблан, не Монблан...
- ...у каждого своя вершина...
- ...здесь вам не равнина, здесь климат другой...
- ...скалы, они как женщины - никогда не...
- ...и у вас в карельских скалах будет личный...
- ...а эдельвейсы там знаешь какие...
- ...лучше гор могут быть только горы...
- ...хоббиты, скажешь тоже! Их, как и гномов и прочей нечисти, не бывает!
- Да сам видел! Вот те...
- ...на веревке без сознания, почитай, всю ночь провисел...
- ...ты же бывал там, помнишь, пичок там вредный, Коготь Дьявола называется...
Они говорили о любимом. И любимое у всех, сто раз проклятое, опасное, иногда ненавидимое и все равно до беспамятства любимое, было одно - горы. Где человек один на один против природы, как в первобытные времена. И не помогут здесь ни меч, ни стрела, если в сердце нет отваги, в голове мудрости, а в руке крепости и надежности.
И Анри захотелось стать одним из них.
- Сэр Анри де Пейнь? - раздался рядом голос.
Он вздрогнул и резко повернулся. Откуда здесь знают одно из его многочисленных имен? Не оказались здесь люди из ордена или из Внутреннего Круга - кто знает, где кончаются их интересы, может свои лазутчики у них есть и среди почитателей святого Антарпрасса?
- Мы знакомы? - осторожно спросил он.
- Возможно. Но здесь, на праздниках, вы, как понимаю, впервые? Я помогаю гостям обустроиться. Дочка брата Бурка беспокоилась о вас.
Анри узнал сидевшего на церемонии рядом с Асидором красавчика отца Кастора. Он аж светился от осознания своего величия и необходимости.
- Да, я здесь впервые, - ответил Анри, ожидая, что Кастор сам продолжит разговор.
- Тогда я провожу вас, чтобы вы знали, где отдохнуть.
Кастор запанибрата взял рыцаря под локоть и повел к пещерам. Отовсюду раздавались смех, радостные восклицания. "Всех порубаю!" донесся тонкий визг, владелец которого, несомненно, считал, что издает грозный рык.
- Опять брат Олексен перебрал праздничного вина, - поморщился отец Кастор, но в голосе его слышалась некая удовлетворенность. Раньше все брат Рагваз буянил, но поломал ноги, сорвавшись в пропасть, и теперь уж третий год не приезжает. Мы только-только вздохнули с облегчением, однако, свято место, как говорят, пусто не бывает. Брат Олексен еще с утра добрался до запасной бочки вина... Но вы не бойтесь, драк у нас почти не бывает, это все так, балагурство.
- А я и не боюсь, - усмехнулся Анри.
Кастор посмотрел на меч и кинжал за поясом гостя.
- Отдали бы оружие мне, - с сомнением в голосе произнес он. Мало ли вам покажется, что вас оскорбили или вино подействует чересчур сильно.
- Я не пью вина, - сухо сказал Анри. - И рыцарь без оружия считается неодетым. К тому же, сейчас я хочу лечь спать. Я приехал сюда послушать проповеди отца Николя.
Отец Кастор удивился, но ничего не сказал. Они прошли по пандусу, ведущему на третий ярус, и он ввел гостя в одну из пещер. Это только снаружи торчал открытый зев входа, а на самом деле там оказалась дверь, запирающаяся изнутри на щеколду, вполне приличная кровать и даже деревянный стол с двумя табуретами. Отец кастор зажег три свечи в громоздком неуклюжем подсвечнике и воткнул факел в специальный держак на стене.
- Вам здесь никто не помешает, - сказал Кастор. - И шум сюда доносится мало. Извините, у меня всегда так много дел, я с удовольствием побеседую с вами завтра.
- Спокойной ночи, - произнес Анри.
- Вы заплатили взнос? - вдруг елейным голосом осведомился Кастор.
- Сколько? - совершенно спокойно спросил Анри. Но сам подумал: что будет делать, если запросят столько, что у него не хватит,
- Тысяча триста шестьдесят сантимов, - голос отца Кастора стал жестким. - - Или сто семьдесят динариев. У нас в этом году улучшенное питание.
Анри внутренне усмехнулся и достал кошелек.
- Вот двадцать солидов, - протянул он две маленькие золотые монеты, что были у одного из убитых им у пропасти солдат. - Мне сейчас лень пересчитывать, но, по-моему, этого должно хватить...
- Тысяча восемьсот сантимов или двести двадцать пять динариев, - мгновенно отозвался отец Кастор. - Сдачу в четыреста сорок сантимов или пятьдесят пять динариев я вам сейчас дать не могу, казна, естественно не здесь. Подойдите, ко мне завтра, а то я могу забыть, дел сами понимаете... Вот проклятье, и сейчас чуть не забыл! - Он достал из кармана кожаный ромбик с начертанными на нем полосками и какой-то эмблемой, уселся на табурет, отстегнул с пояса чернильницу, вынул из нее плотно притертую стеклянную пробку и, обмакнув в ней остро отточенную тростничину, что-то написал. - Вы из каких мест? - не поднимая головы, спросил он.
Анри лениво подумал, что отец Кастор, пожалуй, единственный здесь человек, который более чем в двух фразах ни разу не упомянул о горах; он о них вообще не вспоминал.
- Горы Зартак, - произнес гость первое, что удалось вымыслить. Во всяком случае, Анри о таких горах никогда не слыхал - он мог ручаться за это.
Не моргнув глазом, отец Кастор чиркнул на ромбике, закупорил чернильницу, встал и повернулся к Анри.
- Позвольте, я приколю вам на грудь. Это, чтобы другие знали, как к вам обращаться. Теперь вы полноправный гость нашего праздника. Желаю приятного отдыха. Спокойной ночи.
Он взял из рук Анри факел и ушел. Рыцарь снял с куртки кусочек кожи, подошел к воткнутому в стену факелу и рассмотрел оставленный хозяином сувенир. На лингва-франка там пером сэра Кастора было начертано: "Анри де Пень, Зартак". У Анри не было сил обижаться на ошибку в написании одного из своих бесчисленных имен. Он просто расхохотался и даже сделал большой глоток из кубка. Зачем-то приколол кожаный ромбик обратно на грудь.
Однако, крепкое здесь винцо, неудивительно, что этот брат Олексен так орал...
Анри лег на кровать, не раздеваясь. Он хотел заснуть - ему нечего было делать снаружи, это не его праздник, чужой. Но, пролежав минут сорок, поднялся и вышел в ночь. Вся огромная поляна перед ним была усеяна огнями, словно светляки беспорядочно ползали на листе лопуха.
"...в горах не помогут ни меч, ни лук, здесь выручит только верный друг..." - донес до него ветерок обрывок песни, которую орали не менее дюжины глоток.
И ему захотелось сойти вниз, потолкаться между них, стать одним из них. А чем не новая жизнь? Уехать в далекие горы, куда-нибудь к черту на куличики, в Тибет, например. Сродниться с горами, полюбить их... Ему захотелось немедленно пойти и разыскать кого-нибудь с Тибета или Казбека. Какая разница в каких горах жить, лишь бы подальше отсюда, и наплевать, что люди там не верят во Христа, он и сам-то не особо верит...