- Да-да, сейчас...- Словно очнувшись ото сна, он двинулся за женщиной.- Я иду...
Они вернулись в город на рассвете. Приехали с первым поездом. Шли от вокзала пешком, и Виктор смотрел с изумлением на спящие улицы, непривычно пустые ранним субботним утром, вдыхал холодный воздух и молчал. Дошли до ее дома. У подъезда остановились.
- Жалко, что всё кончилось. Было так хорошо,- сказала Мирослава.
- Да,- ответил Виктор.- Мне тоже.
Они стояли и не знали что еще сказать.
- До свидания?
- До свидания.
Женщина взялась за ручку двери, и, помедлив, потянула ее на себя. Зашла в подъезд. Виктор повернулся и пошел прочь. В теле была непривычная легкость. Перед глазами взлетали оранжевые искры, вились огненные сполохи, атакуемые бесформенными черными кляксами, то, вдруг, видел он пустынную улицу, прорезанную косыми солнечными лучами. Мрачно и неподвижно высились в тишине громады домов. Дома спали, и люди в них спали, и птицы спали, и деревья... все замерло в удивительной ясности хрустального утра. Солнечный свет казался ненужным здесь, слишком ярким. Виктор поспешил уйти от этого света, спрятался под землю, и там, в переходах метрополитена, под мерцающими галогеновыми лампами, под толстым слоем земли и гранита почувствовал себя, наконец, почти хорошо. Нет ослепляющего солнца, нет мертвых домов с пустыми окнами, нет безбрежной черной степи, нет звезд в зияющей пустоте... Ничего нет. Это все привиделось ему, приснилось. Сейчас он придет домой, позавтракает и ляжет на диван и закроет глаза. И ему будет хорошо и спокойно...
Он прилег отдохнуть и проспал целый день. Просыпался время от времени, недоуменно оглядывался и снова засыпал. Вечером проснулся окончательно, лежал и одурело смотрел по сторонам. Через силу поднялся, поел консервов и запил холодной водой. Включил телевизор и стал смотреть вечернюю развлекательную программу. Но смысл виденного не доходил до него. Словно одет был на голову прозрачный шар, из которого выкачали воздух, и он оглох, и потерял чувствительность. И так лежал перед телеэкраном, подложив руки под голову, и то закрывал, то открывал глаза, поминутно вздрагивая, просыпаясь и тут же засыпая. Было какое-то оглушенное состояние, ощущение нереальности всего: мерцающего экрана, молчаливых предметов, погруженных во тьму и выступающих из тьмы в синих вспышках резкими углами; сам себе он казался ненастоящим, словно смотрел на себя со стороны, и ничего не чувствовал и не понимал. Всё казалось, что сидит рядом женщина и смотрит задумчиво на него. Тогда он всматривался в темноту, но не находил ее, и испытывал тогда непонятную обиду. Снова закрывал глаза, а через минуту опять оглядывался. Ночью во сне часто вздрагивал и что-то бормотал.
На другой день он привычно проснулся рано и вскочил, но тут же вспомнил, что спешить ему некуда. На работу он больше не пойдет - это он решил накануне. Чего ради он столько лет таскался на службу? Никто ж не заставляет. Деньги есть, и можно пока просто жить и ни о чем не думать. Меньше всего он хотел теперь о чем-нибудь думать. Он свободен и ничего никому не должен. Можно пойти куда угодно, а можно остаться дома. Но нет, дома слишком тоскливо. Лучше он поедет в город. Пройдется по магазинам. Сходит в парк. Зайдет в Долину Иллюзий... А потом поедет в гости к Мирославе. Он сразу повеселел, принялся насвистывать. Направился в душ, по привычке торопясь, забыв, что спешить ему теперь некуда...
А вечером, испытывая непонятное волнение, подходил к знакомому дому. Смотрел на сверкающие золотыми бликами стекла, пытаясь найти ее окно. Он провел весь день на ногах и чувствовал теперь усталость. Хотелось присесть где-нибудь, закрыть глаза и ни о чем не думать. В голове был сумбур. Мелькали кадры фильмов, кричали, потрясая кулаками, космические гангстеры, что-то лопалось, рвалось и рассеивалось в дыму и пламени. Развевались волосы современных амазонок, дерущихся наравне с богоподобными мужчинами. Виктор помотал головой, прогоняя наваждение. И зачем он столько всего пересмотрел? Вздыхая и жмурясь, зашел он в дом, вызвал лифт. Стоял, опершись о стену, пока кабина спускалась откуда-то с самой верхотуры. Потом вошел внутрь и нажал на кнопку с цифрой 17.
Виктор стал приходить к женщине каждый вечер. Днем валялся дома на кровати - листал журналы или смотрел какой-нибудь фильм, гулял по улицам, останавливаясь и подолгу рассматривая громадные стеклянные витражи на зданиях, или сидел в парке на скамейке, вдыхая всей грудью аромат оттаявшей земли, щурился на солнце, следил за редкими облачками на удивительно чистом небе, закрыв глаза, наслаждался покоем и теплом. И мысли в такие минуты и часы текли вяло, подобно сонному ручейку, влекущему свои воды куда-то вдаль, который перекатывает по песчаному дну мелкие камешки и колышет траву, плавно сгибая и разгибая ее длинные гибкие стебли... И было так хорошо ни о чем не думать и не беспокоиться, зная, что вечером, ровно в пять часов он войдет в огромный современный дом и поднимется на лифте на семнадцатый этаж, где будет ждать его и будет ему рада удивительная женщина с искренним лицом и распахнутыми навстречу всему миру глазами. И Виктор невольно заражался этой искренностью и удивленностью.
Через две недели они опять поехали за город. Сидели возле костра, глядели на огонь, говорили о чем-то, затем уходили в степь, чтобы смотреть на звезды. И снова, как и в первый раз, Виктор испытывал неуверенность и головокружение, глядя в черную бездну над головой, с рассредоточенной во всей ее глубине сверкающей пылью. И странно волновалась грудь, лезли в голову разные мысли... А Мирослава держала его за руку, как бы успокаивая, как бы говоря: Ничего. Все нормально. Я с вами! И ее мягкие, и в то же время, сильные пальцы, ее присутствие вызывали в нем такие чувства, что он должен был закрывать глаза и глубоко дышать, пытаясь вспомнить - где он и кто он. А Мирослава стояла рядом и говорила о звездах, о вечном космическом холоде и о людях, затерянных в глубинах пространств и влекомых в безбрежные дали среди одиноких пылающих Солнц. Виктор плохо ее понимал, но чувствовал, что это хорошо, ощущал добро, исходящее от нее, и снова и снова смотрел на звезды, и все глубже проникался каким-то новым, непривычным сознанием.
Потом они шли ранним утром по городу и снова Виктор всматривался в неподвижные громады; снова ярко светило солнце, и все казалось нереальным, ненастоящим... Опять он долго приходил в себя и оглядывался изумленно, словно все предметы вокруг заменили, и принесли вместо них другие - почти такие же, но не совсем. Он старался уловить эту разницу, и не мог.
Однажды, когда он вечером начал собираться, Мирослава остановила его.
