Когда самолет начал заходить на посадку на островной аэродром, Пейн увидел, как бесновались волны у береговой линии. Ветер гнал потоки воды по асфальту взлетно-посадочной полосы. Управляемые фотоэлементом, двери аэропорта распахнулись перед Пейном и пропустили его на улицу. Ветер чуть не сшиб его с ног. Начиналась осень.
По дороге из аэропорта Пейн остановил такси у мостка через ручей, где начинались владения «маленьких людей». Пейну показалось, что кусты у ручья сильно поредели. Может быть, «маленькие люди», если таков их действительный облик, начали куда-нибудь переселяться?
Налетел порыв холодного ветра, и Пейн словно очнулся. Да кто их видел, этих «маленьких людей»? Кругом одни зеленые кусты, как в недавнем сне, и так же яростно машут ветвями под порывами ветра…
Пейн повернулся и пошел прочь, чувствуя, что никогда больше сюда не вернется.
Дорога перевалила через холмы. Вот первые дома и порт, забитый рыбацкими баркасами. Показалась знакомая пальмовая аллея на набережной. Пейн облегченно вздохнул и улыбнулся. Дом его стоял на прежнем месте.
Войдя в жилую комнату, Пейн первым делом снял свой капитанский плащ. Затем отыскал почтовую коробку, в которой ему когда-то был доставлен синтезатор. Он засунул аппарат в коробку вместе с полупрозрачной пластинкой. Аккуратно вывел на коробке адрес получателя:
«Датура Бурн Гилуб
ХТМ Аркарула
Галактика ТВМА-3001».
Под чертой он написал свой почтовый адрес. Подумав мгновение, добавил: «С благодарностью. Вильям Пейн».
Владимир Фирсов
БУХТА ОПАСНОЙ МЕДУЗЫ
Научно-фантастический рассказ
Когда глиссер обогнул южную оконечность острова и длинный мыс отгородил меня от океана, волны сразу стали меньше. Солнце уже скрылось за горизонтом, и начало быстро темнеть. Но бухта была совсем близко, и, хотя ее горловину затянула пелена тумана, я круто положил руль вправо, посылая глиссер в дугу циркуляции.
Здесь, под защитой мыса, поверхность океана всегда была спокойной. В воздухе повисла тишина, набегающие на берег волны, словно кто-то разгладил огромным утюгом, превратив водную поверхность в слегка колышущийся зеленый ковер. Выматывающая душу тряска прекратилась, и движение глиссера стало напоминать полет — бесшумный, упоительный полет за уходящим днем.
Наши автоматические пикеты Службы раннего оповещения располагались на восточных, обращенных к океану десятках больших и малых островов. Где-то вдали, за тысячи километров, таинственные тектонические процессы по временам взламывали океанское дно, рождая цунами, которые со скоростью реактивного самолета мчались к берегу, все набирая и набирая силу. Жители прибрежных городов вдруг видели, как отступает вода, обнажая дно с трепещущими рыбами и осевшими в ил судами. А затем, через считанные минуты, над побережьем вырастала чудовищная ревущая стена — миллионы тонн воды, приобретающей всесокрушающую силу. Пробегая в секунду по двести метров, вырастая с каждым мгновением, волна налетала на причалы, улицы, площади, сметала город с лица земли, а закончив свое губительное дело, останавливалась, опадала, уползала обратно, унося в своих мутных потоках трупы людей и обломки зданий… Служба оповещения предупреждала население и корабли — люди уходили в горы, корабли удалялись от берегов, но не было силы, которая могла бы спасти город.
Но теперь, впервые в истории, человек переходил от обороны к наступлению. СИНЗ — Станция интерференционной защиты — копила энергию для защиты города. Все побережье защитить было невозможно: энергии цунами мы не могли еще противопоставить равную энергию, но прорубить брешь в волне именно там, где она должна ударить по населенному пункту, — вот что было нашей целью. Автоматические пикеты своими выдвинутыми в океан датчиками собирали обильную пищу для ЭВМ, которая рассчитывала режим работы генераторов интерференционной защиты: давление, температуру, течения, магнитуды… Данные об опасных волнах шли по телеметрии непосредственно в ЦРО — Центр раннего оповещения, а кассеты с записями мы с Сергеем раз в неделю извлекали из пикетов и отправляли для обработки на ЭВМ.
Но вчера вечером у Сергея разболелся зуб, и я отправил его с утренним катером в город, предупредив, что заночую в дороге. Я успел объехать все восемь пикетов на трех островах, а назавтра была суббота, и я мог весь день посвятить подводной охоте.
В эту бухту мы наведывались с Сергеем не раз. Круглая, около полукилометра в диаметре, она была прекрасно защищена от ветра и волн высокими скалами. С океаном ее соединяла узкая, всего метров в тридцать, горловина, через которую я мог провести свое суденышко даже с закрытыми глазами. В бухте почти не росла зостера, в зарослях которой любят прятаться ядовитые крестовички, поэтому для любителей подводной охоты это место было сущим кладом.
На карте в нашем институте это место носило название бухты Опасной Медузы. И это было странно. Ведь медуз там почти не встречалось, а ядовитых крестовичков и подавно: при каждом дожде потоки пресной воды стекали в бухту со всего острова, а крестовички ее не любят.
Мне нравилось охотиться тут: глубина небольшая, непуганая рыба еще не научилась бояться ружья, и порой у меня на кукане после часа охоты оказывалось больше дюжины рыб.
Глиссер стремительно летел в полосе тумана, окутавшего вход в бухту. Мое ружье лежало на стланях, рядом с рюкзаком, из которого торчали длинные синие ласты, и я уже предвкушал удовольствие завтрашней охоты. Пастельные тона вечерних красок земли и неба сгустились, потемнели. Легкий рокот электромотора отразился от нависшей справа скалы, потревоженная вода зашлепала торопливо гребешками волн по гранитной стене, вдоль которой я мчался. Еще полсотни метров — и стоп, мотор! Глиссер, оседая и теряя скорость, опишет дугу к крохотному треугольному песчаному пляжу, зажатому среди каменных глыб.
Удар, распоровший днище глиссера, кинул меня вперед. За мгновение до этого я скорее угадал, чем увидел, какое-то препятствие — темную полоску, перечеркнувшую горловину бухты, сделал движение, чтобы привстать, и тут же был выброшен за борт. В ушах еще стоял треск рвущихся переборок, в рот и носоглотку хлынула вода, меня крутило в глубине, как в центрифуге, голова звенела от удара. В подводной тьме нельзя было понять, где верх и где низ и куда надо стремиться, чтобы глотнуть воздуха. Наконец инерция движения погасла, и я вынырнул на поверхность за мгновение до того, когда удушье стало невыносимым. Колени саднило (я сильно ударился о борт), звон в голове прекратился, стих и рокот мотора, но низ живота болел так, словно меня лягнула лошадь, из-за чего даже дышать было больно. Я смерил глазами расстояние до глиссера, который медленно удалялся, заметно погружаясь в воду, оглянулся — до берега было гораздо ближе — и медленно поплыл к нему.
