Еще много дней округа гудела и обсуждала событие в магазине. Но больше никто не встречал Светлану, и вскоре бабы замолчали, так как видели ее только те, что оказались в магазине, а кто просто слышал, не получив наглядного подтверждения, очень скоро забыли, как обыкновенный эпизод в этой обыкновенной будничной жизни, переключившись на более свежие и волнующие события.
А Света не выходила из своего убежища, пока запасы хлеба не подошли к концу. Она распределила хлеб с таким расчетом, чтобы одной булки хватало на два дня. Попытки растянуть на три дня она отмела сразу. На третий день кружилась голова, и ослабло зрение, что не позволяло читать, а чтение являлось единственной отдушиной, определяющий хоть какой-то смысл этого животного существования.
Мысль о самоубийстве не покидала её, только ни один из придуманных способов ей никак не подходил. Исчезнуть можно в огне, но было жалко дедушкиного дома. Ведь он — частица его памяти в этой жизни. А еще могли пострадать и невинные. Не хотела она смерти и родителям. Уйти из жизни даже нечаянной убийцей претило её разуму. Утонуть в реке? Она очень мелкая, и сильное течение будет бить, и кромсать её тело о торчащие валуны. Светлане казалось, что после смерти так просто не должна исчезнуть, и видеть себя истерзанной не хотелось. Она желала такой смерти, чтобы раствориться в никуда, насовсем, пропасть из этого мира в очень далекое неизвестное, оказаться нигде. Смерть ожидалась, как избавление, а не продолжение страданий. Но то, что остаться в этой ей не хотелось, в этом она утвердилась окончательно. И хлеб она ела не ради жизни, а чтобы изнуряющий голод не отвлекал от любимых книг и задачек, одну из которых, как покинуть этот мир, Света решить никак не могла.
И, наконец, пришло окончательное решение. Если броситься в поток реки и перетерпеть встречи с валунами, то течение с такой скоростью её унесет далеко-далеко. Проследив за движением реки по карте и рассчитав по скорости, то она пришла к выводу, что через два с половиной месяца её забросит в Северный ледовитый океан. Там очень холодно, но есть надежда, что к этому времени холод ее беспокоить не будет. Зато никто и никогда не узнает, куда делась Света. Она и не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о её судьбе.
Вот и кончилась последняя горбушка хлеба. Света дождалась захода солнца, предварительно приведя в порядок свой секретик, спустилась с чердака, окинула прощальным взглядом дом, где прошла вся жизнь, откуда ушли на кладбище любимые бабушка и дедушка, с которыми теперь она никогда не встретится, так как южные воды быстрой реки очень скоро забросят её в холодные воды севера. А бабушка с дедушкой впустую будут ждать её. Но не хочется их обманывать. Ведь она обещала дедульке долго жить. Что же она скажет ему сейчас? Пусть верят и ждут её здесь.
И от этих мыслей слезы потекли ручьем из глаз, заливая видимость, но Света, не обращая внимания на них, шла, спотыкаясь и падая под злобный лай собак, в свое будущее, туда, где громыхая о валуны, несется Тентек, чтобы, сливаясь с крупными реками России, нести свои воды в вечные холода.
Берега речушки были усеяны мелкой галькой и крупными булыжниками. Сильные ветра Сайкан и Евгей, разгоняясь через Джунгарские ворота, за многие годы выдули все песчинки и травинки, поэтому до лесопосадок берег был безжизненным и голым.
Света села на край берега на, остывшие от вечерней прохлады, камешки и, опустив ноги в ледяную воду, которую даже южное солнце за длительный день не успевало согреть, и бессмысленно смотрела на бурлящий поток. Не хотелось верить, что вот так в семь лет жизнь внезапно прекратится. Но она просто не в состоянии придумать, как можно выжить среди тех, кому ты не просто не нужна, но даже смертельно мешаешь. Её не просто не любят, её даже не желают видеть и слышать рядом с собой. После многолетней безумной взаимной любви с бедами и потерями попасть в поле всепоглощающей ненависти и нелюбви, выше всех человеческих сил.
— Нет всяким сомнениям, — вслух самой себе прокричала Света и, оттолкнувшись от берега, окунулась в бурлящий поток. Ледяная вода обожгла тело, подхватила, закружила, завертела, бросая на скользкие валуны, а с них опять в глубину.
Света закрыла глаза, рот, жадно хватая воздух, когда поток очередной раз выбрасывал её на мель, и вновь, сильно сжав зубы, боясь потерять драгоценный воздух, неслась под водой до очередной мели.
Очнулась она на берегу, распластавшись на жестких камнях, понимая, что река не захотела принять её, подарив еще какой-то кусок жизни с её болью, голодом и душевными страданиями. Она поняла, что обещание дедушке придется выполнять. И от этой мысли на душе стало радостно, тело после ледяного купания приобрело свежую легкость, тупая сердечная и мышечная боль исчезли. Она будет жить, как велел дедушка, назло родителям, которые против её желания. Да, больно, плохо, нет друзей, нет подруг. Никого нет рядом поблизости, но есть дедушкины и бабушкины книги, задачки. Она с ними проживет. В школу не пошла? Света вспомнила, как в щелочку утром первого сентября сквозь слезы наблюдала движение нарядных детишек в сторону школы. Ну и пусть. Она не может пойти, так как предстать перед сверстниками в таком ужасном виде смерти подобно. Нет более жестокого и коварного существа, чем благополучный и здоровый телом сверстник. Как цыплята в одной коробке заклевывают больного и ущербного сородича, так и мальчишки и девчонки не простят рядом с собой уродливого, жизнью обделенного слабого ровесника. Сильного побоятся, а слабого заклюют.
Она будет жить, и учиться в своем доме на чердаке в секретике. И родители ничего с ней не сделают. Она будет защищаться. Она все сделает, чтобы они не смогли проникнуть в ее убежище, делая нужные вылазки по ночам, а походы за хлебом до обеда, когда весь люд городка в школе и на работе. Несколько прохожих и тетя Вера, продавщица, не в счет. Главное, чтобы про ее убежище не узнали родители. Но тот факт, что она жива и где-то существует, она не собирается скрывать, скрытными действиями напоминая о себе. Пусть знают, что она жива и собирается жить долго. Это её жизнь и принадлежит ей. Она сама ею и распорядится.
Благо, дедулька имел привычку держать в запасе большое количество тетрадей, ручек, карандашей, и Света успела перетащить все это богатство к себе на чердак. Это позволяло ей постигать премудрости школьных наук. А жажда к знаниям порой пересиливала даже голод.
Такие планы строила Светлана, возвращаясь после не совершившегося самоубийства, вся мокрая и оборванная, обдуваемая прохладным осенним ветерком, но, не ощущая боли и холода в теле, согреваемая планами и перспективами дальнейшего существования.
