делать я. Да и вообще они теперь знают всё, а я для них только контролирующий и корректирующий механизм.
От прозрения я воспарил духом и безбоязненно придвинулся к своим однодумцам или единомышленникам, если хотите.
А они набросились на ближайший контейнер со всем жаром моего пылкого темперамента.
Хр-рясь!.. Трах!.. Ы-ых! – готов первый контейнер.
Из него, как и вчера вывалился десяток анемичных роботов бледно-розовой окраски. Несколько секунд они лежали и мешали первому десятку. Затем один за другим поднялись и включились в работу. Таким образом начинался долгожданный для меня процесс – роботы сами вскрывали контейнеры.
Оказавшись лишним, я отошёл в сторону, взобрался на вездеход для наблюдения за величественной, как мне казалось, но лишённой особой привлекательности картиной.
Контейнеры вскрывались в полминуты. Всё новые и новые десятки роботов, подхваченные общим порывом, вступали в ряды работников. Над театром действия повисла густая ржавая пыль. Она затушевала детали, иногда совсем скрывала участников события или, наоборот, придавала их действиям отчётливость и подчёркнутую контрастность, отчего картина становилась фантастически захватывающей и неправдоподобной.
Роботы метались как угорелые. Перемешались разделительные цвета десятков. И вся эта клубящаяся масса металла, пластика и пыли штурмовала ещё невскрытые контейнеры. Количество их таяло на глазах. Роботы топтали своих сородичей, но те невозмутимо вставали и с азартом топтали других.
У меня мелькнула запоздалая мысль: я что-то просмотрел, не додумал, и вскрытие идёт как-то не так… На последний контейнер навалилась вся армия атакующих… Всё! Работа по вскрытию закончилась. Это было ясно мне, но не им. Они только-только вошли в раж.
– Вскрывать! – казалось, кричит тысячью железных глоток вся разношерстная ватага роботов моего соображения, мировоззрения и так далее.
Вдруг все разом, напирая на передних, распалённые мои единомышленники кинулись к звездолёту. В груди у меня похолодело. Я взвыл и бросился, было, наперерез. Меня, даже не заметив, смяло левое крыло фронта атаки.
С полчаса разъярённая толпа безмозглых уродцев бесновалась вокруг могучих опор корабля. Не тут было. Опоры рассчитаны на любое нападение извне. И роботы, в конце концов, были жестоко отброшены прочь от звездолёта, что ни в коей мере не охладило их вскрывательный порыв.
Я же лихорадочно подключился к инструкции. Параграфы, параграфы, параграфы… Не то, не то, не то…
А многоцветное толпище двинулось на меня. Мимоходом «вскрыли» мой домик – куда двери, куда стены полетели.
Я почти упал в люк вездехода и дал команду двигателям.
Когда где-то за сопками остались самые резвые из ЭМЭМ, я, наконец, пришёл в себя. Спокойно обдумал создавшееся положение. Взялся подробно изучать инструкцию. Я же её, собственно, не знал. Надеялся на… Сам не знаю на что. Следовало навёрстывать упущенное.
Оказалось, что я форменный идиот, приступая, не изучив инструкции, к вскрытию контейнеров и тем самым выпустил джинна из бутылки.
Я вникал в описание и с плеч моих, словно сваливалась гора. Всё стало прозрачным и понятным. Я вытер пот, вылез из вездехода. И, пожалуй, впервые внимательно и трезво оглядел раскинувшуюся передо мной безжизненную и мало радостную панораму Зибера. Причудливые сопки, извечная дымка, скрывающая горизонт. Над головой косматое светило, жаркое и теоретически неуравновешенное, в смысле светимости.
Успокоенный, я уснул. А проснувшись, увидел изумительный, неописуемый по красоте вечер на Зибере. Круче и рельефнее взгорбились сопки, от них отражались лучи заходящего Фомальгаута искристыми разноцветными стрелами. То там, то здесь на мгновение вспыхивали чистейшим изумрудом или бездонной синевой смазанные контуры вершин сопок. Они как будто повисали при этом в воздухе, и нельзя было сразу определить, как далеко они расположены от меня. Дымка надвигалась, наливаясь оттенком ранней сирени…
Из состояния нахлынувшей безмятежности и расслабленности меня извлёк посторонний шум.
Позади вездехода, беспокойно переминаясь ножками, собрались все мои подопечные. Хотя они и выглядели как толпа, однако явно выделялись десятки и сотни.
Сперва у меня возникло страстное желание взобраться на макушку вездехода и выступить перед собравшимися. Сказать несколько слов о дисциплине, о подчинении младших старшему, то есть мне, о… Но, видя их покорные позы, даже раболепие, я растаял, размяк, махнул рукой и скомандовал:
– За мной!
Развернул вездеход по направлению к «Звездолёту» АМБА-13. Роботы вежливо расступились, пропустили меня вперёд и потянулись следом.
Прошли дни, недели, месяцы…
С роботами я поладил. Полным ходом развернулось строительство огромного космодрома с приёмными квадратами, с над- и подземными помещениями, складами, переходами, ёмкостями. Каждое утро, получив за ночь порцию моей мысленной информации, роботы без дополнительных наставлений беспрерывно продолжали выполнять программу строительства.
Я даже научился с ними беседовать. Особенно приятно с ними было поговорить по вечерам, когда мысли, что были введены в их мозги утром, за день приобретали наслоение собственного, роботового, соображения. Если утром они рассуждали точно так же как и я, то есть просто механически копировали меня, то к вечеру у них появлялась частичка своего «я». Правда, оно проявлялось слабенько, трудно уловимым, так что поначалу я его не всегда отмечал.
Но постепенно день ото дня их «я» крепло за счёт остаточных явлений, у них вырабатывался свой всё возрастающий механизм мышления и опыта. Практически, как мне было известно, все мои эмоции, склонности, достоинства и недостатки за счёт схемы и специальных фильтров должны начисто вырезаться и не восприниматься ЭМЭМами. Но всё-таки что-то просачивалось. А я, как все нормальные люди, имею неизбежные недостатки, порождённые нашим звериным происхождением, не совсем, возможно, правильным воспитанием, индивидуальными аномалиями. Естественно, как и все, я стараюсь скрывать свои недостатки, дабы они не бросались в глаза окружающим. Но от роботов их не спрячешь, ведь они стали частью меня. Оттого вскоре я стал примечать, как некоторые мои недостатки, порой, о которых я мог только догадываться, в усиленной и уродливой форме стали проявляться в поведении и деятельности моих единомышленников.
Может быть, это началось с самого первого дня. Мне же открылось всё после одного, казалось бы, не имеющего ко всему этому случая.
Однажды в полдень я зачем-то хотел заглянуть в свой домик. Ещё не доходя до него, я услышал заразительный металлический хохот. Хохот сопровождался хрипом испорченных диффузоров и икотой расстроенной схемы робота. Я поспешил к двери… На моей койке удобно устроился робот грязно-синей окраски. Он читал потрёпанную книгу, которую я сразу узнал – мой амулет их детства, я с ней никогда не расставался. Вполне умная и серьёзная книжка об немыслимых опытах учёных. А этот паршивец от дикого хохота карябал рваной железной подошвой нервные волокна климатической эмульсии койки, отчего и стены коробились, а домик конвульсивно вздрагивал.
На меня этот урод даже не обратил внимания.
– Встать! – я не владел собой. – Что это такое?
Грязно-синий на секунду затих и перестал портить эмульсию. Затем отключил слуховое восприятие, отмахнулся, глянул в книжку и захохотал с бόльшим подъёмом.
Я даже растерялся от
