— У-унта уже идет, я позвал! — Малыш упорно поступал мне назло. Ари он тоже называл не так, как я. Но сейчас мне было не до Малыша. Я оглянулся по сторонам. Ари шла от воды, чуть поодаль. Похоже, опять плавала, русалка.
Волосы блестели, белая накидка прилипла к телу. Я прикоснулся к ее губам. Она чуть подалась вперед, отвечая мне.
— Снуп улетает.
Ее ладошка сжала мои пальцы. Она повернулась к
Снупу.
— Ты вернешься? — спросила она.
— Если бы знать! Но прощаться я точно не хочу.
— Я тебе попрощаюсь! — буркнул я. — Всего месяц лета, какого черта!
— Я узнала тебя, и мне хорошо! — Вторая ладошка Ари легла Снупу на грудь, поверх толстых карманов куртки.
И мы стояли соединенные в одно целое теплыми руками Ари. И ни один Малыш не мог сравниться с нами в целостности и соединенности. Нам не нужно было сливаться друг с другом, не нужно принимать одинаковый вид. Потому что суть не в форме. Суть в том, что говорит тебе твое сердце.
Наступающий вечер осторожно выливал чернила на небо. Темнота, еще полупрозрачная, расплывалась по синеве, обтекала оранжевый полукруг заката на горизонте. Просыпались звезды, протирая глаза, с неохотой испуская первый, дрожащий свет.
Я наломал веток и сучьев, Джаспер приволок два старых лежака, и мы запалили костер.
Как давно я не видел огня! Настоящего, всамделишного огня! Не огня плазмы, не огня взрывов, не света разных веществ, а простых языков пламени, ласкающих Древесину.
— Завтра прилетят из Нигиримо, — рассказывал
Джаспер. — Много народу, наверное три-четыре дирижабля. Собрались на Резные скалы. Ты пойдешь с нами? Сейчас сезон, камни перерождаются, очень красиво! Думаю, дней на пять, на шесть уйдем. В прошлом году вода высоко стояла, не подобраться, да и не видн ничего. Так что нынче аншлаг. Наверное, не только наша группа приедет. Канай еще пять лет назад собирался, все никак не мог, уж нынче-то обязательно будет, уж если Канай прилетит, то, пожалуй, и скал не над будет развлечение! Хорошо бы через перешеек пройти там выход к берегу…
Он что- то говорил, говорил… Мои мысли сначала крутились вокруг его слов, а потом отвлеклись, рассеялись. Не отрываясь, я следил за огнем. По черным буграм деревяшек стелился невидимый жар, пылали угли.
О чем я думал? Об этом огне? О том, что он напоминает мне о Земле? О том, что путь к ней потерян? Где-то кружится она сейчас. Горит родное Солнце, летят вокруг него Марс, Юпитер… И Земля — пятнистый шарик с белой дымкой облаков. Под облаками моря, страны, мой город… Странное чувство. Вот надо мной звездное небо, можно туда полететь. В каком-то, вполне определенном направлении есть Земля, там дом. Все реально, все материально, нет никаких изгибов пространства. Но знаешь, что это невозможно, несбыточно.
Или я думал о Снупе? О том, что он улетел. Надолго. Дай бог, что не навсегда. Он тоже материален и реален и точно так же недоступен сейчас.
Или же поднимался в моей памяти измученный И-са, который на своей шкуре ощутил, что такое вечность и бесконечность, как страшны они на самом деле. Эх, если бы люди могли узнать это! Если бы могли узнать и понять, что в конечности жизни — своя ценность. Жестокость неизбежной смерти безжалостно прессует время, сокращая дела и поступки, заставляя выбирать из их множества только самые важные и лучшие. Надо лишь только преодолеть страх и панику, признать будущее и сделать настоящее настолько ценным, что даже смерть будет не в силах выкупить его на финальном аукционе.
Или же это Дэн вставал передо мной как живой, испытавший самое фантастическое, что он мог представить в своей жизни. Но разве это оправдывало его гибель? Разве я бы не сделал так, будь это в моих силах, чтобы его признали негодным для космоса, чтобы он был жив, сидел сейчас дома здоровый и невредимый, веселился с друзьями, пил пиво, смотрел хороший фильм?
Что дало мне путешествие в глубины космоса? Всего лишь возможность еще раз задать самому себе старые-старые вопросы…
Нежное тело прижалось к моей спине, и сладкий трепет разлился внутри пьянящим теплом. Я закинул руки за голову, сжал в кулаках густую гриву.
— Шшшш! Ай-лу, люблю тебя! — Она укусила меня вверху шеи, и я пережил секундный слепящий шок наслаждения. Ничего подобного я раньше не испытывал. Чертовка обвилась вокруг меня, прилепившись намертво. Я повалился на бок, стараясь стряхнуть ее со спины. Она защелкала, заурчала. Извиваясь, я нашел ее губы. Не знаю, наверное, для нее целоваться было равносильно тому, как если бы мне стали пяткой в нос тыкать, она никак не могла понять, что ей делать. Но с любимым человеком многое становится проще. И я чувствовал, как она откликается, подстраиваясь под меня. И сам позволял ей внезапно впиваться мне в тело то руками, а сейчас даже зубами, растворившись в доверии к ней.
Извозившись в песке, мы замерли у огня. Ари лежала позади меня, обхватив рукой и ногой.
Ночь дышала шумом волн. Цвета слоновой кости Астарна, покрытая причудливым узором теней, сияла в черном бархате неба. Звезды мерцали коллекцией драгоценностей.
Из темноты появился Малыш, сел тихонько рядом с Джаспером.
— В море так хорошо! — тихо сказала Ари. — Я бы плавала всегда. Почему ты не плаваешь?
— Да я не умею. Надо попробовать… В детстве хо в бассейн, но так и не научился.
— Я научу тебя сразу, будешь быстрый, как сий-д-Я за тобой погоняюсь.
— А, вот тебе для чего! — засмеялся я. Ее ладошка забралась под футболку, проскользнув
по телу.
— Здесь хорошее море, я не знала такого, — прог ворила она.
— Да, здесь очень спокойно.
— Тебе нравится? — Угу.
— Давай останемся здесь… — Ладошка вынырнул из-под выреза, ласково охватила шею.
Я не ответил.
Языки костра порхали в темноте, отлетали исчезав щие искры. Волны накатывали на песок. Малыш ош запел что-то. Джаспер задумчиво смотрел на огонь.
Конец. Конец пути. Забыть о Земле. Нет, не забыть. Просто вырезать воспоминание о ней в рамочку и по ставить на журнальный столик. Это было, было хорошо но больше не будет никогда. Мама, сестра, улицы родного города, друзья и коллеги по работе. Я потерял очень давно, но сейчас настает пора сказать «прощай» смириться с потерей. Смогу ли я?
Что мне остается? Дальнейший путь по дороге поисков известен: лететь к Ольдеру, от него в следующий мир, потом дальше, без призрака надежды. Внешни мир победил меня, подавив масштабом и бесконечностью. Но у меня есть свой внутренний мир, и я бы поспорил с окружающей действительностью о том, что важнее.
Наверное, это один из самых любопытных вопросов: кто определяет жизнь человека? Сам человек или внешние обстоятельства? Сам собой приходил ответ: взаимодействие человека с внешним миром и порождает судьбу. Но каковы пределы человеческих возможностей? И почему иногда происходят невозможные вещи? Статистика даст объяснение, что даже самая невероятная вещь имеет право случиться. Но слишком странен бывает узор событий, и разум не в силах принять математически верный ответ. В случайности видится чудо, д чуд0 — результат действия высших сил. Человек вступает в противоборство с придуманным им могучим богом в попытке доказать свое право на жизнь и свободу воли. Или же наоборот: использует веру в творца для оправдания своих слабостей.
