«Сгущение потупространства» — слова эти, повторенные несколько раз, произвели на меня странное действие. В памяти словно прорезался бесконечный темный коридор, ведущий в запретные, закрытые наглухо области. Он был туманен, этот коридор, я еще только начинал свое долгое движение к свету, но не сомневался — движение началось, и теперь меня не остановит никто.
Я видел длинную дорогу, по которой мчался чудовищный зверь. Зверь был рационален, по-своему даже красив, он мчался кому-то на помощь… Потом я увидел маленького человечка, протягивающего хрустальный флакон с темной жидкостью, флакон показался мне необычайно красивым. Затем возникло дерево, каких не бывает даже в снах. Я лежал под его корнями и зрел, как желудь. Похоже, теперь процесс созревания подходил к концу.
Я внимательно осмотрелся, стараясь уловить в окружающих предметах хотя бы намек, какую-то зацепку, как вести себя в обстановке непонятной нарастающей опасности.
Присутствие этой невидимой пока опасности с каждой минутой я ощущал все сильнее, и именно оно мешало мне окончательно сосредоточиться, чтобы понять нечто чрезвычайно важное, нечто такое, от чего зависело все мое дальнейшее существование.
Помещение рубки, освещенное тусклой световой панелью, представляло собой все те же девять квадратных метров неубранного грязного пола. Литой голубоватый пульт, пустое кресло второго пилота рядом со мной — ничего постороннего, если не считать самого пятна. Тишина нарушалась лишь пощелкиванием кристаллоприемников да ворчанием механизмов, переваривающих полученную информацию.
Причина, видимо, скрывалась в самом пятне. Оставаясь совершенно неподвижным, оно, тем не менее, жило своей отдельной, не зависимой от корабля жизнью. И жизнь эта постепенно обретала все большую определенность, словно пятно выплывало из неведомых глубин моего собственного просыпающегося подсознания.
Но помимо этого эфемерного ощущения, я заметил, что пятно, наливаясь изнутри темнотой, становится все определеннее, все плотнее… Не оставалось сомнений — пятно начало изменяться.
Больше всего я боялся, как бы это проявление пятна не помешало сложному процессу переработки машинами новых координат выхода.
Смена координат в полете — процедура весьма опасная. Далеко не каждый штурман, даже в безвыходном положении, решится на такой шаг. Многие корабли не вернулись на базы всего лишь из-за неточного ввода координат, сбоя или ошибки в системе.
Что же касается смены координат перед завершением броска — о таком самоубийственном поступке я вообще не слышал. Сейчас мне казалось, что я совершил ужасную, непоправимую ошибку.
Все мое существо взывало к отмене данных машинам команд. Мне казалось, даже рудники Сверсона — сущий рай по сравнению с тем, что ждало нас теперь.
«Давай, давай», — шептал я сквозь стиснутые зубы. И чувство гнева, проснувшееся во мне, помогло обуздать переполнявшую меня иррациональную панику.
Я закрыл глаза, приглушил в себе волну гнева, мешавшую мне сосредоточиться, и вновь углубился в темные коридоры своей памяти, туда, где копошились ужасные образы, где притаилась боль.
Помедлив секунду, я шагнул за болевой порог. В глазах вспыхнул ослепительный свет. Голова разламывалась на тысячу кусков.
Я продержался, наверно, не больше секунды. Но этого оказалось достаточным, чтобы понять, как должен поступить воин третьего круга в случае сгущения потупространства.
Не так уж важно, кто открыл мне нужные знания. Отец деревьев? Ничего не осталось в памяти, кроме его странного имени, только обрывки образов — и темный туман. Но самое главное — я теперь знал, что делать.
Вначале нужно восстановить полный контроль над своим сознанием и телом. Удавалось это с трудом.
«Хватит дрожать и суетиться, — сказал я себе. — Соберись, напряги всю волю и мужество. Никто тебе не поможет в этой схватке, даже Сейрос. Древние заклятия и круг…». Заклятий я не помнил, я никогда их не знал так хорошо, как следовало.
Я штурман, обыкновенный корабельный штурман, и эта задача не для меня.
«Никакой ты не штурман, — возразил мне мой внутренний голос. — Ты воин третьей ступени и должен вести себя подобающим образом».
Я встал и едва успел начертить круг, так и не вспомнив ни одного заклятия.
Рожа появилась слишком резко — и это свидетельствовало об огромной силе существа, прорвавшегося из несказанных далей потупространства в реальный мир «Рендболла»…
Вначале появилась именно рожа. Довольно мерзкая и большая. Нагло ухмыляясь оттопыренными губами, она с минуту недвижно висела над столом, в том месте, где совсем недавно красовалось темное пятно. Зеленый туман, окутывавший рожу в момент ее появления, постепенно развеялся и ушел к потолку легким облаком.
Больше всего мне не нравились уши. Огромные, круглые, далеко выдающиеся в стороны, они делали морду похожей на старинный звуковой локатор. За огромными ушами едва различалось крохотное тельце с маленькими ножками, широко растопыренными и обутыми во что-то, весьма смахивающее на копытца.
Несомненно, это был слухач. В реестре мерзких тварей иных миров, который я изучал под руководством Сейроса, слухачи занимали одно из первых мест. С ними следовало поступать крайне решительно и очень быстро. Если немедленно не принять самых действенных мер, можно оказаться затянутым в трясину неопределенности, вне-пространственности, тягучих слов, безвременных и никчемных действий.
Они много чего могли, эти гнусные создания. А я совершенно не знал, как поступить, и стоял, столбом вытянувшись посреди слишком узкого магического круга, который не сумел даже укрепить подобающими заклятиями.
— Да плюнь ты на свой круг, — сказала рожа, теперь уже во весь рот мерзко осклабившись. — Есть разговор.
— Все бегаешь по чужим поручениям? — спросил я хриплым голосом, стараясь не выдать охватившей меня паники.
— Наше дело служивое. Поручение выполнил и лет на двести на боковую.
Я почти справился с собой, взял себя в руки, вошел в роль и, кажется, неплохо ее исполнял, хотя отлично помнил: добрые вести слухачи не разносят.
— Выкладывай свое поручение и убирайся.
— Экий ты прыткий… Презираешь, значит? Все вы вот так, как дойдет до чего серьезного. Ладно. Мое дело сторона. Раз господин воин желают… — Он продолжал кривляться, и я почувствовал, что у меня от бешенства сводит скулы.
— Говори, собака!
Мой окрик отрезвил его, напомнил о разнице в нашем положении, хотя я до сих пор и не был до конца уверен, не подшучивает ли надо мной собственная память, какой я, к черту, воин?! Мой окрик, тем не менее, возымел действие. Теперь слухач заговорил коротко и четко, передавая лишь то, что было поручено.
— Проход в Адру полностью заказан. Велено напомнить об ентом. Посему немедленно повертай обратно. Пока еще, значит, дозволяют, а не то поздновато будет.
— Это он тебе так сказал?
— А ты думал, я по своей воле отмахал такую прорву пространства? Вон там, на пульте, красную рубилу видишь? Вруби ее, чтобы, значить, все тут, к ентовой матери, посгорало.
— И не надейся.
— Да как ты смеешь?! Это же Его приказ!
— Все равно не исполню.
— Тогда собирайся.
— К нему? — Я все время шел, словно по скользкому льду, стараясь не показать всей глубины своего нынешнего невежества и преследуя одну-единственную цель — получить как можно больше информации.
— К кому же еще, раз не хочешь выполнять приказы? Там тебе освежат память!
— Не пойду, пока не скажешь, кому служит Сейрос.
— Ты что, спятил? Да стоит мне пальцем пошевелить, как от твоего круга не останется и следа!
— А ты попробуй.
Он попробовал. Я видел, как от напряжения раздулись ноздри на его огромном плоском носу. Но медное кольцо на моем пальце лишь слегка нагрелось, заливая дьявольской силой все пространство внутри магического круга. Оно еще не успело остыть после поединка с серыми тварями и включилось легко, по первому моему желанию.
— Ты что же это делаешь?! — заорал слухач. — Какое ты имеешь право использовать кольцо Аристарха против его посланника? Да за это знаешь, что бывает?!
— А тебе разве можно произносить его имя?
Не знаю, почему я спросил именно это.
В то время я многое делал интуитивно, пользуясь лишь смутными образами, извлеченными из темных коридоров памяти.
Слухач побледнел и вздрогнул, понимая, какой чудовищный промах совершил.
— Чего ты от меня хочешь?
— Так-то лучше. Кому служит Сейрос?
— Он учитель воинов.
— Это я и без тебя знаю.
— Не знаю я, кому он служит! — загнусавил слухач. — Его нельзя увидеть, пока он сам не пожелает.
— Даже с помощью этого? — Я приподнял руку с кольцом.
