Ох, как он их всех ненавидит! Если бы представилась возможность попугать их раньше, он бы не преминул ею воспользоваться.
Термопайл демонстративно сделал глубокий вздох, потянулся и с хрустом сжал пальцы в кулаки, словно впервые получив свободу движений, словно мысль об избавлении для него была больше, чем несбыточная мечта.
«Пора», – пробормотал он про себя.
Компьютер подсказывал ему, что было девять часов двадцать одна минута двадцать две целых и одна сотая секунды.
Один из врачей подошел к устройству внутренней связи.
– Мы готовы, – доложил он. – Сообщите шефу.
– Вот. – Один из техников бросил на койку форму и пару ботинок. – Надень это. У тебя пять минут.
Форма была грязно-серого цвета, без всяких знаков различия и ничем не отличалась от той, которую Энгус обычно носил на борту «Красотки».
Все вместе, словно никто не хотел оставаться с Энгусом наедине, врачи и техники покинули помещение.
Все видеокамеры в палате нацелились на Энгуса, словно ожидая превращения оборотня.
Если бы Энгус умел генерировать электронные поля так же, как он умел их ощущать, он бы сжег все мониторы – если бы позволила его программа.
Но это невозможно.
Впрочем, неважно. Важно то, что его час настал. Теперь он должен приступить к выполнению того, что хотят от него его хозяева.
Впервые с тех пор, как Энгус появился в хирургическом отделении, у врачей не было возможности следить, как быстро бьется его сердце, какой объем воздуха вдыхают его легкие. Чтобы видеокамеры не зафиксировали охватившего его возбуждения, Энгус медленно встал и так же медленно, даже вальяжно, оделся. Затем он растянулся на койке, положил голову на подушку и сложил руки на животе, словно приготовившись к длительному ожиданию.
К счастью, никто не усомнился в естественности его поведения. Не прошло и минуты, как в палату вошла Мин Доннер.
Более чем когда-либо во всем ее облике угадывалась предельная собранность. Двигалась она или стояла, рука каждый раз инстинктивно на какое-то мгновение замирала у пистолета на поясе. Казалось, Доннер сжата в одну тугую, готовую в любой момент разжаться пружину. Насколько Энгус мог судить – а в этом ему помогало его усовершенствованное зрение, – на вооружении у Доннер не было никаких технических средств. И, тем не менее, создавалось впечатление, что Энгус не годится ей и в подметки.
Термопайл решил, что лучше не устраивать с ней дуэль глазами. В любой другой раз, но только не сейчас. Она не одна.
С нею был Майлс Тэвернер.
Бывший заместитель начальника Службы безопасности Рудной станции шагнул в палату вслед за директором спецназа и мрачно посмотрел на Термопайла.
Выглядел Тэвернер плохо, словно после длительного запоя: рассеянный взгляд, едва бритые щеки цвета долго пролежавшего в воде трупа; пятна на коже головы свидетельствовали о какой-то болезни. Дымящаяся сигарета в зубах. На одежде – следы пепла. Руки в карманах, чтобы не выдать дрожь.
Вот человек, у которого ключи от будущего Энгуса.
– Ты скверно выглядишь. – Термопайл плотоядно ухмыльнулся. – Прямо как я. Неужели дрессировка оказалась тебе не по вкусу? Такому чистоплюю, как ты, наверное, и в кошмарном сне не могло присниться, что придется выполнять мои приказы?
Майлс не шелохнулся. Он по-прежнему держал руки в карманах.
– Извинись, Джошуа, – не вынимая сигареты, враждебно процедил Майлс сквозь зубы.
– Простите, – немедленно ответил Энгус, как примерный заключенный, знающий, что такое электрошоковая дубинка. – Извините меня, пожалуйста. – Влияние имплантатов давало о себе знать.
«Подавись, – прорычал он про себя. – Тренируйся, сколько влезет. Я тебе все припомню».
– Прекратите, Майлс, – приказала Доннер. – Он нам нужен не для этого.
– Поскольку ты спрашиваешь, отвечу, – продолжал Майлс, игнорируя слова своей спутницы. – Нет, дрессировка мне не понравилась. Кому понравится тебе подчиняться? Но я рассчитываю на компенсацию. – Тэвернер надул губы. – Я надеюсь получить некоторую выгоду из этого задания.
– Не сомневаюсь, – ответил Энгус. – Предатели вроде тебя всегда ищут свою выгоду.
Директор Подразделения специального назначения вскинула вверх палец. Тэвернер скосил на нее взгляд и замолчал.
Осклабившись, Энгус последовал его примеру.
Доннер мрачно кивнула.
– Следуй за мной, – приказала она Термопайлу тоном, не терпящим возражений.
Повернувшись к нему спиной, она зашагала прочь из палаты.
Передразнивая Майлса, Энгус сунул руки в карманы и двинулся следом.
Впервые он покидал свою палату без сопровождения охраны, свободный от всевозможных проводов и опекавших его приборов. Казалось, свобода рядом. Конечно, кругом были охранники, да и сама Мин Доннер не лыком шита. Тем не менее, Энгус чувствовал некоторое облегчение. Он устал от экспериментов, устал ощущать себя подопытным животным. Так или иначе, его программа завершена. Он должен покинуть это неуютное место. Теперь ему представлялась возможность действовать.
По своей природе действие означает прыжок в неизвестное – неизвестное как для Энгуса, так и для людей, над ним работавших, что уравнивает его шансы перед ними.
Во-первых, Энгусу необходимо избавиться от Майлса. Конечно, для этого потребуется время, но Энгус готов ждать, хотя и не преминет воспользоваться первой же благоприятной возможностью.
Между тем Мин Доннер вела его и Тэвернера из хирургического крыла в ту часть здания Департамента полиции, в которой Энгус никогда не был. Майлс молча докурил сигарету, бросил окурок на пол и зажег другую. Нервно сунул руки обратно в карманы. Казалось, он понимал: отныне его личной безопасности пришел конец.
Мимо Бюро но сбору информации, через Подразделение специального назначения в Административный отдел.
Сердце Энгуса застучало чаще, тревога все больше овладевала им.
Неожиданно Доннер остановилась у двери, на которой висела табличка «Аудитория 6».
– И что теперь? – язвительно спросил Энгус, стараясь не выдать своего страха. – Я думал, мои мучения закончились.
Мин вновь предупреждающе подняла палец. Впрочем, она скорее обращалась к Майлсу, чем к Термопайлу.
– Держись проще, – посоветовала она, – и проживешь дольше.
Открыв дверь, Доннер повела своих спутников внутрь.
Энгус оказался в помещении, напоминавшем камеру для допросов из старого кино. Освещенный единственной лампочкой, посреди помещения стоял длинный стол, окруженный массивными стульями. Хорошо освещен был только центр стола; его края таяли во мраке. Что касается стен, то они едва угадывались в темноте. Короткого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить, что по углам расположены видеокамеры. Однако ни одна из них не была включена. По-видимому, никто не собирался ни подслушивать, ни записывать того, что здесь будет происходить.
