Саймон наблюдал за моими стараниями с расстояния в несколько ярдов, мрачный — возможно, ревновал. Когда я его позвал, он отвернулся, тоскливо глянул в соленую пустыню, как будто заглянув в небытие, и лишь потом подошел. С подавленным видом он влез за руль и уперся взглядом в приборную доску.
Я втиснулся в приготовленную щель. Диана, казалось, потеряла сознание, но, прежде чем заснуть, я ощутил слабое пожатие ее руки.
* * *
Проснулся я уже ночью. Саймон остановил машину, чтобы поменяться местами.
Я вылез наружу, потянулся. Голова гудела, позвоночник искривился в горб девяностолетнего старца, но я все же чувствовал себя бодрее, чем Саймон, который мгновенно заснул, как только забрался в спальную нишу за передним сиденьем.
Где мы оказались, я не имел представления, соображал лишь, что где-то на I-40, что едем на восток, что местность уже не столь иссохшая, по обе стороны дороги тянулись, сколько хватало взгляда, освещенные алым лунным светом орошаемые поля. Я проверил Диану. Она спала сравнительно спокойно, дыхание улучшилось, и я на несколько минут оставил распахнутыми все двери, чтобы проветрить салон, выветрить запахи болезни, крови и бензина. Потом влез на переднее сиденье, за баранку.
Звезд на небо высыпало немного, распознать их я даже и не пытался. Подумал о Марсе. Все ли он еще под оболочкой, или тоже оголился, как и Земля? Но где его искать, я не знал, да и все равно бы не узнал его. А вот загадочную линию, замеченную Саймоном в Аризоне, ту, которую я принял за след самолета, не мог не заметить. Она расположилась в небе более по-хозяйски, разрослась в овал, напоминая уже не С, а О.
Небо, на которое я глядел, прожило три миллиарда лет с того момента, как я видел его перед исчезловением, на лужайке перед «большим домом». Чего только оно ни таило в своей бездне…
Двинув машину, я сразу включил приемник. Цифрового ничего не поймал, но на FM обнаружил местную станцию, из тех, что почти все время дуют музычку кантри да долдонят о христианских добродетелях. На этот раз мне попалась на диво разговорчивая радиоточка, и до того, как сигнал ее исчез в шумах, я узнал много нового.
Прежде всего, узнал, что не зря мы избегали больших городов, враз превратившихся в зоны бедствия. Причем не из-за грабежей и насилия — таких случаев оказалось на диво мало, — а из-за коллапса инфраструктуры. Кошмарное солнце выглядело настолько похожим на то, которое предсказывалось авторами апокалиптических прогнозов, что большинство населения просто осталось дома, чтобы умереть тихо-мирно, семейно-келейно. Центры городов опустели, там патрулировала полиция, ждали вызовов пожарные да критически неукомплектованные штатом больницы. Не так уж много народу решилось ускорить события с помощью пуль да слоновьих доз алкоголя, кокаина, оксиконтина, амфетаминов, но именно эти люди стали причиной множества проблем. Они оставляли включенными газовые плиты, теряли сознание за рулем, умирая, роняли сигареты. Загоралось ковровое покрытие пола, и некому было позвонить по 911, а во многих случаях некому было бы и ответить на такой звонок. Загорались дома, сгорали до угольков кварталы и районы.
Диктор сообщил, что над Оклахома-сити вздымаются четыре громадных столба дыма, что чикагский Саутсайд выгорел дотла. В каждом из упомянутых в передаче крупных городов бушевали вышедшие из-под контроля крупномасштабные пожары.
Однако ситуация стабилизировалась и даже улучшалась. Стало ясно, что мгновенной смерти опасаться не следует, что жизнь меняется, но пока продолжается, и большинство работников неотложных служб вернулись на свои места. Оборотной стороной этого осознания стало то, что люди вспомнили о необходимости питаться, и следующей проблемой стало разграбление продовольственных магазинов. Власти призывали всех, у кого нет настоятельной необходимости передвигаться, оставаться вне дорог. Это сообщение постоянно повторяли все действующие каналы радио и телевидения, услышал его и я. Возможно, поэтому движение на шоссе протекало гладко. Встречались военные и полицейские патрули, но на нас внимания не обращали. Возможно, из-за моих номеров. Калифорния, как и большинство других штатов, после первого проявления мерцания ввела наклейки к номерам врачей.
Контроль на дорогах, впрочем, оставался пока что эпизодическим. Регулярная армия сохраняла видимость порядка и организованности, несмотря на участившиеся случаи дезертирства, но резерв и национальная гвардия оказались полностью дезорганизованными, что осложняло задачи местной администрации. Участились аварии на электросетях. Большинство электростанций страдали от нехватки персонала. Ходили неподтвержденные слухи, что атомные электростанции Сан-Онофре (Калифорния) и Пикеринг (Канада) чудом избежали катастроф.
Диктор снова перешел к местным темам, зачитал список действующих пищевых складов и супермаркетов, больниц с указанием времени ожидания обслуживания, дал некоторые практические советы. Зачитал рекомендацию метеорологов поменьше оставаться на солнце. Солнечное излучение, хотя и не смертельное, при длительном облучении может «привести к серьезным проблемам в будущем». Упоминание о будущем вызывало смешанные чувства.
* * *
Еще несколько раз я ловил радиопередачи, но поднимающееся солнце уже забивало их частоты шумами.
Это утро выдалось облачным, то есть мне не пришлось ехать навстречу ослепляющему сиянию. Однако даже сквозь облака восход выглядел странно и жутко. Вся восточная половина неба превратилась в какой-то кипящий суп из жгучего красного перца, гипнотизирующий бульканьем и брызгами янтарных вспышек. К полудню, однако, облака сгустились, полил дождь — горячий, безжизненный дождь, покрывший шоссе зеркальной пеленой, отражавшей безрадостные краски неба.
Где-то между Каиром и Лексингтоном стрелка уровня горючего поползла к нулю, а последнюю канистру я влил в бак еще утром. Я разбудил Саймона, объяснил ему, что собираюсь завернуть к ближайшей заправке… и сворачивать к каждой следующей, пока не найду станцию с горючим.
Ближайшей оказалась мелкая заправочная станция семейного типа с четырьмя насосами, лавчонкой и кофеваркой, в четверти мили от шоссе. Ни на что не надеясь, я лихо вкатил под навес, вылез из машины и снял заправочный пистолет с крюка.
Из будки вышел мужчина в кепке-бенгалке и с дробовиком на сгибе руки:
— Не работает.
Я медленно вернул на кишку на место:
— Электричество отключили?
— Угу.
— Генератора нет?
Он пожал плечами, подходя ближе. Саймон высунулся из машины, но я махнул ему, и он влез обратно. Мужчина с дробовиком, лет тридцати от роду, перебравший тридцать фунтов живого веса, прищурился на капельницу, затем скосил глаз на докторскую наклейку номера. Калифорнийский номер вряд ли внушил ему особое доверие, но врачебный стикер улучшил его отношение ко мне.
