– Мы уклоняемся от темы пресс-конференций, а потому я закрываю ее! – прокричал сенатор Броккенбергер.
В Нью-Йорке, где Анисимов рассчитывал отыскать Аэлиту, якобы прилетевшую спасать его, должен был решиться и вопрос о дальнейшей судьбе Города-лаборатории.
В отеле, академик останавливался здесь и до своего похищения, услужливо-невозмутимый портье встретил его как доброго знакомого и вручил ключ от прежнего номера, словно постоялец никуда не отлучался. «Неужели Смит заплатил?» – удивился Анисимов.
В просторном вестибюле с абстрактными панно на стенах, мягкими креслами со скучающими людьми, рекламными проспектами, разбросанными на низеньких столиках, и грудами чемоданов была обычная гостиничная суета: кого-то искали, кого-то ждали, шумели, громко разговаривали и курили, курили, курили. И мужчины и женщины. Николай Алексеевич поморщился.
Бой в лихо заломленной шапочке и в красной курточке с золотыми пуговками подскочил, предлагая услуги. Нести нечего, но он все равно решил проводить джентльмена, вызвал лифт, и они вместе поднялись на девятнадцатый этаж.
По коридору, отделанному сверкающим пластиком, шла пожилая, неумеренно накрашенная дама, неся болонку с синим бантом. Тоненькая негритянка в белой наколке тащила за ней огромную картонку. Вылощенный джентльмен с усами вежливо уступил дорогу. Они не замечали Анисимова, ведь ничего не знали ни о «вилле-гроб», ни о «безвременье».
Мальчик взял у Анисимова ключ и распахнул дверь номера. Все здесь выглядело как в то утро, когда академик в очередной раз отправился сражаться с врагами Города-лаборатории. Даже оставленный блокнот лежал на том же месте у телефона.
Анисимов сунул мальчику мелочь и схватился за телефонную трубку, сам не зная, с чего начать поиски Аэлиты.
Что-то заставило его обернуться.
Дверь в смежный номер оказалась открытой, и в ее проеме стояла… Аэлита, маленькая, нежная, испуганная и обрадованная.
У Николая Алексеевича дух захватило, он не верил глазам. «Неужели Смит не солгал?» – мелькнуло у него в мыслях.
Аэлита замерла, по щекам ее капельками скатывались слезы. Потом она бросилась к мужу, опустилась на пол и спрятала лицо у него в коленях. Он гладил ее волосы, вдыхая их тонкий аромат. Оба молчали.
Спохватившись, она выбежала в другую комнату и вернулась с ребенком на руках, с гордостью показывая спящего сынишку.
И Анисимов повторил уже вслух:
– Неужели Смит не солгал? И ты в самом деле здесь!
– Как? Ты знаешь, что это Генри Смит? – удивилась Аэлита. – Представь, несмотря на всю мою неприязнь к нему, он продолжал по-особенному относиться ко мне. Честное слово!
– В самом деле?
– Есть вещи, в которых женщины не ошибаются.
– Ты так считаешь? – Анисимов задумался.
– По неуловимым мелочам они кое о чем догадываются. Понимаешь?
– Пытаюсь понять. Неужели даже у такого негодяя есть какие-то человеческие чувства? И он хотел тебя спасти…
– Почему меня спасти? Тебя! Речь шла о тебе. Он телеграфировал, что только я смогу это сделать.
– Или ты в самом деле была ему настолько дорога, что он любой ценой хотел уберечь тебя от ядерного взрыва над Куполом Надежды…
– Как? – ужаснулась Аэлита. – Ядерный взрыв?
– Да. Они замышляли его. Или… в Нью-Йорке тебя удобнее было захватить, чтобы грозить мне расправой с тобой.
– Чудовищно! Но это значит, что мой папка прав! Он не отпустил меня одну. Согласовал с Москвой. И выходить из отеля не позволяет. Они с мамой сейчас вернутся.
В дверь постучали.
– Может быть, это они, – сказала Аэлита, направляясь к двери.
– Просим извинить нас, миледи, – произнес незнакомый Аэлите благообразный седой джентльмен.
– Входите, профессор О'Скара, – обрадовался Анисимов. – Вот уж кого не ожидал увидеть! Познакомьтесь с моей женой.
– Мы с доктором Стиллом рады выразить восхищение и ею и ее супругом, – поклонился профессор О'Скара, пропуская вперед доктора Стилла.
– Это мои товарищи по испытаниям, – представил Аэлите вошедших академик. – Они подтвердили, что Вольтер был прав: истинная мужественность проявляется во время бедствия.
– Но бедствие, к счастью, позади! – воскликнула Аэлита. – Что будете пить? Виски, коньяк, кофе?
– Не уверен, не уверен, что позади, хотя все в руках господних, – отозвался профессор О'Скара.
– Если позволите, то кофе с коньяком, мэм. Мы долгое время были лишены этого. Не удивляйтесь нашему появлению, академик, – непринужденно заговорил доктор Стилл. – Приключения, «вилла-гроб», безвременье сделали нас с профессором на время заметными людьми. Мода капризна как дитя. Только этим я объясняю, что ваши коллеги оказались в Нью-Йорке, в ООН, где создается комиссия по антарктическим делам.
– Судьба и воля господня влекут нас все-таки в Антарктику. К тому же личная просьба американского президента…
– Это меня радует, – признался Анисимов. – Даже президент!
– Если так, то нам с доктором Стиллом, очевидно, надо принять приглашение и войти в число двадцати членов комиссии. Может быть, это несколько смягчит для вас удар.
– Какой удар, профессор О'Скара?
– Профессор имеет в виду, что председателем комиссии будет жирный Броккенбергер, который так предвзято вел пресс-конференцию.
– Броккенбергер? – воскликнула Аэлита из соседней комнаты, куда унесла ребенка. – Враг искусственной пищи номер один? Под этим черным знаменем он победил на выборах в Айове.
– Тогда дело еще более осложняется, – нахмурился профессор О'Скара. – Может быть, президент имел это в виду?
– Это действительно удар для меня, джентльмены. И я ценю вашу готовность смягчить его.
– Мы прежде всего ученые, академик. И мы будем руководствоваться своей совестью. Это мы можем обещать, – произнес профессор О'Скара. – И уже пообещали Белому дому.
– Что касается меня, то я уже грешу против своей совести, академик, соглашаясь участвовать в оценке моделирования грядущего.
– Почему, доктор Стилл?
– Да потому, что нельзя моделировать условия существования грядущего человечества, у которого нет будущего.
– Простите, доктор, как вас понять? – вмешалась Аэлита, успевшая заказать по телефону кофе.
– Я сторонник прогноза такого грядущего, когда человечество, по существу, изжившее себя, если и уцелеет в ядерный век, в век бездумного осквернения среды обитания, то все равно не сможет существовать в условиях возрастающей по экспоненте энерговооруженности. Сверхэнергетика будет связана с такими мощными полями, в которых не выжить никаким биологическим системам, в том числе и человеку.
