Андреа подняла свой стаканчик:
— Хочешь кофе? Я угощаю.
Андреа работала адвокатом. Ее маленькая контора располагалась в современном здании по соседству с парком. Рядом было кафе «Старбак».
— Меня ведь там не знают, верно?
— Не знают, если только ты не заглядывал туда по ночам. Ну, идем. Не хочу тебя обижать, но поупражняться в ходьбе тебе не помешает.
— Только если ты обещаешь не смеяться.
— И в голову не придет. Возьми меня под руку, Майк, так будет легче.
Он не успел отступить: Андреа преодолела разделявшее их расстояние и взяла его руку в ладони. Как она добра, подумал Майк. Он еще гадал, как бы прикоснуться к ней, избежав неловкости, а она уже избавила его от неуклюжих попыток. В этом самая суть Андреа: она всегда думает о других и старается облегчить им жизнь, хоть самую малость. За это ее и любят, потому ее друзья так отчаянно преданы ей.
— Все будет хорошо, Майк, — мягко сказала Андреа. — Все, что было между нами… теперь все это не важно. Я говорила тебе обидные слова, и ты мне тоже. Давай все это забудем. Просто как можно лучше используем отпущенное нам время.
— Я страшно боюсь потерять тебя.
— Ты хороший человек. Ты даже не знаешь, сколько у тебя друзей.
Он так вспотел на жаре, что очки стали съезжать с носа. Вид переместился на носки его ботинок. Он вскинул свободную руку — жест вышел таким резким, словно он отдавал честь, — и вернул очки на место. Рука Андреа сильнее сжала его руку.
— Я не выдержу. — Майк покачал головой. — Мне надо вернуться.
— Ты это начал, — строго, но без злобы напомнила Андреа, — и пройдешь до конца. Всю дорогу, Майк Лейтон.
ВТОРНИКНаутро второго дня дела пошли куда лучше. Проснувшись в лаборатории Джо Ливерсэджа, он ощутил легкость движений, какой и в помине не было вечером, когда он прощался с Андреа. Теперь ему представлялось, что он живет в чужом теле, а не просто управляет марионеткой. Он по-прежнему ничего не видел без очков, но ощущения заметно лучше передавались по нервосвязи, и когда он что-нибудь трогал, то отчетливо и сразу чувствовал пальцами предмет, а накануне ощущение было размытым и приходило с задержкой. Большинство туристов за сутки достигали разумной точности передачи осязательных ощущений. Через два дня настройка проприоцепторов позволяла им выполнять сложные действия: кататься на велосипедах, плавать и ходить на лыжах. У опытных туристов, особенно если они повторно использовали то же тело, переходный период оказывался еще короче. Они как будто возвращались в знакомый дом после короткой отлучки.
Команда Джо устроила Майку полную проверку. Все это была рутина. Аспирантка Джо, Эми Флинт, уговорила его сделать еще несколько тактильных тестов: данные нужны были ей для диссертации. Выглядело это так: Майк без очков сидел за столом и ощупывал предметы, пытаясь определить, какой они формы и из чего сделаны. Он набрал немало очков и не сумел определить разницу только между деревянным и пластмассовым шариком одинакового веса и текстуры. Флинт обращалась с ним с веселой непринужденностью, без той теплоты или осторожности, которую Майк мгновенно улавливал в обращении друзей и коллег. Она явно не знала, в чем дело: подумала, что Джо просто решил сменить объект опыта.
Джо был в восторге от успехов Майка. Все, от тела до программного обеспечения, работало на «отлично». Стабильно держалась полоса передачи около двух мегабайт в секунду. Запас мощности вполне позволил Майку воспользоваться вторым видеоканалом, чтобы заглянуть в лабораторию на той стороне. Та версия Джо держала камеру так, чтобы Майк видел собственное тело, подключенное к аппаратуре на койке для тяжелобольных. Майк думал, что его встревожит это зрелище, но все прошло на удивление буднично. Он словно смотрел любительскую видеозапись. Покончив с тестами, Джо прогулялся с Майком до университетской столовой и накормил жидким завтраком. Майк умял три стаканчика фруктового йогурта. За едой дело давалось ему с трудом, но тоже должно было наладиться со временем. Он рассеянно поглядывал на установленный в столовой телевизор. Большой, во всю стену, экран показывал утренние новости. Звук был выключен. На несколько секунд на экране появилось зернистое изображение шахтеров, попавших под взгляд камеры наблюдения, когда они брели к низкому бетонному зданию над шахтой, направляясь на работу. Обвал случился три дня назад. Шахтеров все еще не удалось вызволить ни в одной из линий, связанных с этой реальностью. В том числе и в мире Майка.
— Вот бедолаги, — бросил Джо, оторвавшись от листка, на котором что-то записывал.
— Может, их еще вытащат.
— Ага, может быть. Но не хотел бы я оказаться там с ними. Изображение сменилось: итоги футбольных матчей. И здесь в большинстве мировых линий результаты сходились, за исключением двух или трех, высвеченных особо и снабженных текстом комментария, где были различия, и одна команда даже выпала из своей лиги. Потом Майк самостоятельно дошел до трамвайной остановки и сел на первый же номер, направлявшийся к центру города. Он почувствовал, что привлекает к себе меньше внимания, чем вчера. Глядя на свое отражение в оконном стекле, он отметил, что движется еще несколько скованно, но уже не напоминает робота или клоуна. Его можно было принять за человека, страдающего легким артритом или перетренировавшегося в спортзале и расплачивающегося теперь болью в мышцах.
Пока трамвай пробирался сквозь уличное движение, он мысленно вернулся ко вчерашнему вечеру. Встреча с Андреа и весь день с ней прошли чуть ли не лучше, чем он надеялся. Сперва было трудновато, но, пока они добрались до «Старбак», она заметно расслабилась, и ему тоже стало проще. Они говорили о пустяках, обходя главное, то, о чем ни он, ни она вспоминать не хотели. Андреа взяла выходной на полдня: в контору ей надо было возвращаться только вечером, проверить, не возникло ли за время отлучки каких-нибудь проблем.
Они обсудили, как провести остаток дня.
— Можно прокатиться на Брекон Биконз, — предложил Майк. — Приятно будет погулять по горам, подышать морским ветром. Когда-то мы любили такие вылазки.
— Давненько это было, — возразила Андреа. — Боюсь, нынче мои ноги такого не выдержат.
— Когда-то ты так и порхала по этим холмам.
— Увы, ключевое слово тут «когда-то». Теперь я начинаю пыхтеть, даже поднявшись по улице Сент-Мэри с сумкой покупок.
Майк взглянул на нее с сомнением, но ему пришлось признать, что в ее словах был резон. Ни один из них уже не походил на тех спортивных азартных ребят, какими они были, когда пятнадцать лет назад встретились в университетском клубе горного туризма. Тогда они проводили все выходные, обследуя холмы от Брекон Биконз до Блэк-Маунтинз, или выезжали в Сноудонию или в Озерный край. Им случалось пережить минуты, при воспоминании о которых волосы вставали дыбом, когда внезапно портилась погода или когда обнаруживалось, что их занесло совершенно не на тот хребет. Но больше всего Майку запомнились не холод и сырость, а чувство облегчения, когда к концу дня они спускались в теплый уютный паб, вымотанные, умирающие от жажды и в восторге от своих побед. Хорошие воспоминания, все до одного. Зачем они это бросили, зачем позволили работе отнять у них выходные?
