Она начала претерпевать страшные превращения. Трудно было определить детали, пока жертва, охваченная ужасом, перекатывалась с боку на бок, но Дэмьену показалось, что ее тело удлиняется. И изгибается. Позвоночник сгорбился в верхней части и выгнулся в нижней, так что бедра широко разъехались в разные стороны. Ее руки и ноги становились все длиннее, а затем все тоньше и тоньше, плоть туго напряглась на них; это продолжалось до тех пор, пока она не начала походить на живой скелет. Ее глаза провалились куда-то в глубь черепа, по-прежнему кричащий рот превратился в грубую трещину через все лицо, ставшее теперь цвета грязного пергамента, белую кожу усеяли бурые пятна размером от веснушки до чудовищно крупной родинки. Одно крупное пятно возникло под скулой, другое - чуть ниже - едва появившись, лопнуло, и из него полился гной.
Замершие было дети вновь пришли в движение. Крича и визжа, они с оружием в руках набросились на несчастную. Дэмьен не мог больше выносить ее крики, не мог больше видеть ее, но он представлял себе, какую боль она, должно быть, испытывает под градом ударов. Боль и страх. На мгновение он оцепенел: невыразимый ужас происходящего обрушился на него подобно безжалостному удару в лицо, а вслед за этим, еще отчаянней прежнего, он рванул на себе веревки. Удары копий, один за другим, обрушивались на изуродованное колдовством тело девочки, пока Дэмьен избавлялся от своего ошейника. Он старался не думать об этом, однако не мог не думать. Но что же сотворил с нею Калеста? Состарил ее за несколько мгновений? Ничего не понимая, он бросился к Хессет и высвободил и ее голову из петли. Слишком много ужаса. Слишком много вопросов. Необходимо освободиться самому и освободить Хессет, пока дети не вспомнят о них. Ему случалось становиться свидетелем убийств и ранее, он понимал, какую опасность представляет собой обезумевшая толпа. Даже толпа детей, подумал он, развязывая Хессет руки. Нет, особенно толпа детей.
И вот они оба освободились - и как раз вовремя. Самый рослый из мальчиков отделился от толпы и, оглядывая поляну, увидел освободившихся пленников. Его крик переполошил и кое-кого из других детей, хотя большинство было слишком увлечено зверской бойней, чтобы обращать внимание на что-нибудь вне кровавого круга. Серый туман плыл в воздухе; лица Терата, одно за другим, поворачивались в сторону Дэмьена и Хессет. Копья уже брали на изготовку, ножи уже нацеливали для удара... На долю секунды Дэмьен заколебался: принять ли бой или обратиться в бегство, а ведь ничего третьего им не оставалось... но у него не хватило времени на то, чтобы принять решение. Когда дети уже пошли на недавних пленников стеной, всю эту стену обдал холодный ветер. Казалось, сам туман внезапно почернел у них над головами, превратившись в кромешную тучу, готовую залить гибельным дождем всю землю. Кровожадные дети посмотрели вверх, их маленькие глазки расширились от ужаса, на лицах у них плясали брызги крови.
И тут оно явилось. Вовсе не порождение Фэа, как это могло показаться с первого взгляда. Широкие белые крылья рассекли туман, разогнав его надо всей лужайкой. Алмазные когти прикоснулись к обсидиановому плечу статуи, потом вцепились в него, и обсидиан раскрошился, превратившись в пепел от этого прикосновения. Крылатое существо было исполинских размеров, и, хотя очертания у него были птичьи, это наверняка была не простая птица. Белые крылья задымились, когда птица села на статую, кончики перьев почернели и обуглились, разгоняя туман. Время от времени Дэмьену казалось, будто он видит вспышки золотого пламени.
И может быть, именно это и помогло ему осмыслить происходящее. Может быть, именно образ горения, так глубоко впечатавшийся ему в память, помог ему понять, кем и чем была эта гигантская птица.
- Таррант, - выдохнул он.
И с благоговением уставился на своего спасителя. Трудно было даже представить себе, какая отвага потребовалась Охотнику, чтобы покинуть свое убежище сейчас, когда солнце еще стояло высоко в небе. Понятно, туман помогал Тарранту, но крайне ненадежно, - всего несколько порывов ветра, и Владетель окажется совершенно беззащитен.
И словно в ответ на эти мысли, исполинская птица повела себя еще бесстрашней: она вновь впилась когтями в статую Калесты, кроша и круша ее. По черной поверхности принялось метаться холодное пламя, ледяные искры шипели на обсидиановых плечах горючими слезами. Дети попятились, и только тут Дэмьен смог разглядеть на земле их жертву. Она превратилась в бесформенный комок мяса, из которого торчали древками вверх с полдюжины копий. Холодное пламя добралось до трупа и, зашипев, слизало его с земли. Дети попятились еще дальше. Один из них бросился наутек. Да и сам Дэмьен отступил на шаг и краем глаза увидел, что Хессет сделала то же самое. Какую бы энергию ни использовал сейчас Таррант, не следовало оказываться у нее на пути.
И тут серебряно-синий сгусток энергии, выщелкнув подобно языку пламени, лизнул лицо одной из Терата. Наверное, девочке захотелось закричать, но крик замер у нее в горле, и она, повалившись наземь, умерла в призрачной тишине. То же неземное пламя лизнуло еще одного из Терата, потом другого, третьего - и по всей поляне начали падать мертвые тела. Некоторые из оставшихся в живых закричали. Другие обратились в бегство. Дэмьену захотелось отвернуться, чтобы не видеть происходящего, но совесть не позволила ему. "Это ты привел сюда этого человека, - резко напомнил он себе. И сосредоточился на наблюдении. - И никогда не забывай о том, кто он такой. Никогда не забывай, что он может и хочет делать". Вокруг него с Хессет дети кричали, падали, спотыкались о трупы, пытались удержаться на ногах, хотели спастись бегством, а серебряно-синее пламя пожирало их, убивая на месте и сразу первым же прикосновением. Вся лужайка уже была усеяна мертвыми детьми, их губы были синими и холодными, глаза остановившимися и пустыми.
Но вот, когда последним из оставшихся в живых удалось спастись бегством, все в кругу замерло окончательно. Широко взмахнув крыльями, исполинская птица опустилась наземь. И стояло ей опуститься, как все холодное пламя прихлынуло к ней и охватило ее, но эту энергию никак нельзя было назвать чистой; пристально вглядевшись, Дэмьен разглядел золотые искры - истинного огня - на серебряно-синем фоне. "Черт побери. Ему должно быть больно". Когда Охотник вновь принял человеческий образ, он тут же закрыл голову и лицо полой плаща, - но не раньше, чем Дэмьен успел увидеть, как обошелся с ним все же просочившийся и в эту долину солнечный свет.
- Вам известно, где лошади? - спросил их на ходу Таррант. Приближаясь к Дэмьену и Хессет, он одновременно осматривал лужайку. И приглядывался к мертвецам.