— Зиждитель Небо, как мы и договорились, — властно отметила Кали-Даруга поместившись подле старшего Димурга слева, ближе к кушетке, на которой лежал первый Яробор Живко. — И не забудьте, выйдя из кирки закрыть завесу и поставить щит. Как только это сделаете, сразу мне сообщите и мы приступим.
— Хорошо, Кали-Даруга, — согласно отозвался Небо.
Он ласково прижал голову старшего брата к себе и с невыразимой теплотой поцеловал его в висок… Столь нежно, полюбовно, как делал это всего-навсе в отношении младших малецыков своей печищи. Все с той же лаской Рас провел дланью по черным курчавым волоскам Першего, словно прощаясь с ним надолго и медлительно развернувшись, вмале пропал в завесе, закружившейся стремительными круговыми движениями, степенно успокаивающей свою заверть и принимающей весьма ровное полотно. Еще, кажется, морг и завеса мелко… мелко задрожала, сим увеличивая тряску снизу вверх, единожды рябь, откатываясь выспрь, сменила данное колебание на явственную плотность. Не более пары минут… дамахей, как сказали бы существа населяющие Северный Венец, и дрожь осев, исчезла, полностью заместив трепыхание, и вроде как образовав сплошную гладь с иными стенами.
И тотчас туго сотряслись сами стены, пол и свод кирки, вроде это произошло малое землетрясение. Легохонько даже качнулись кушетки и стоявшие в помещение создания. А в венце рани Черных Каликамов густо замигали в местах стыков золотых, платиновых переплетений синие сапфиры.
— Что ж, надобно приступать, — повелительно проронила демоница и мгновенно все еще поправляющие игольчитую паутину укутывающую тело рао да алые шнуровидные стебли бесицы-трясавицы замерли.
— Живица, — чуть слышно дыхнул Перший, с немой болью оглядев лежащие на кушетках тела. — Хотел спросить… сказать.
— Это не может подождать Господь? — нескрываемо недовольно вопросила Кали-Даруга и с прежней досадой глянула в сторону Творца, единожды сомкнув едва приоткрытый во лбу третий глаз.
— Нет, подождать не может, — произнес старший Димург и легохонько качнул головой. — Хотел спросить… сказать раньше, но находясь в дольней комнате, все время забывал. Если со мной, что-либо произойдет тут… малецыки.
Кали-Даруга резко вскинула вверх обе правые руки, определенно, тем смыкая уста своему Творцу, и шибутно проронила:
— Не говорите так Господь. С вами будет все благополучно. Не допустимо такое думать. Нельзя. — Она на малеша стихла, по ее лицу пробежала зябь волнения, туго передернув черты ее красивого лица. — Однако Зиждитель Небо данное ваше волнение предполагал. Посему мальчики под присмотром. Подле Господа Вежды и Господа Стыня, Зиждитель Воитель и Бог Стыря. Господь Мор днесь в Галактике Геликоприон подле Бога Асила и Господа Круча. Зиждитель Дивный и Зиждитель Дажба увезли Господа Темряя в Отлогую Дымнушку. А Зиждитель Словута и Господь Огнь с Господом Опечем в Северном Венце. Господа Велета ноне находящегося в своей Галактике Становой Костяк посетил Бог Усач… Ну, а милый наш мальчик Седми, все поколь подле Родителя. Да и потом Зиждитель Небо поставил мощный щит на кирку, абы не вырвался наш дражайший Господь Крушец и его зов, и ваша боль не отразилась на сынах… Но, я уверена, сие просто предосторожность не более того. — Демоница нежданно прервалась, словно справляясь с собственным волнением и гулко вздохнув, указала бесицам-трясавицам, — приступайте.
И немедля творения Господа Вежды разместились подле обеих кушеток, одна из них встала у изголовья первого Яробора Живко, а две другие возле второго. Трясца-не-всипуха поместилась посередь кушеток подле плюсны, таким образом, точно собираясь руководить предстоящим процессом. Она несильно огладила оголенные головы тел рао, одновременно обеими руками пройдясь перстами по лбу, и, что-то едва понятное прохрумстела своим подчиненным, вероятно, сказав это на своем языке.
Трясца-не-всипуха днесь склонившись, дотронулась до стыков треножников удерживающих кушетки. И немедля верхняя часть одной кушетки испустила из своего края тонкие прутки крепко придержавшие шею плоти в нескольких местах, голову в районе подбородка и челюсти с двух сторон, вклинившись своими острыми навершиями не просто в кожу, а в саму кость, при том выпустив капли алой крови… Крови все еще живого, дышащего Яробора Живко того кто дотоль и носил в своей бесценной голове не менее бесценного Крушеца.
Теперь бесицы-трясавицы, величаемые Грозница и Сухея, оные разместились в изголовьях кушеток взяли воложки (своей формой чем-то напоминающие кувшины), и осторожно нанизали их горловины на головы тел. Отчего они не просто втянули верхние части голов, почти до лба, и плотно придавили своими рубежами, но вроде как засосали в себя и саму кожу. Степенно загнутые к внешним стенкам края воложек, схожие с оторочкой, извернулись и по их рубежу явственно прорисовались мельчайшие, тонкие шипы, точь-в-точь, как зубы.
Все также неторопко зубчатые рубежи воложек изогнулись углом и резко, да одновременно на обоих головах Яробора Живко, врезались в поверхность смугловатой кожи. Послышался незначительный звук дребезжания и хруста и тотчас с под окоема горловины на кожу потекли кровавые струйки, которые лишь с правого тела, того самого опутанного волоконцами, стала мягкотелой, ворсистой губкой отирать Сухея. А Лидиха не мешкая принялась, прикасаясь к поверхности лба тремя сомкнутыми перстами левой руки и выскочившим из глаза густым дымчатым столбом (где перемещались энергично пульсирующие синие лучи) примораживать само рассечение. Таким побытом, что и сама кожа, и край стыка стал покрываться бело-голубоватой изморозью с малыми красноватыми вкраплениями.
С левого тела рао, еще поколь живого, кровь не убирали, ибо теперь в том, как и в самой плоти не имелось необходимости. Посему юшка уже обильно залила глаза, уши, покрыла частью лицо и шею человека, принявшись, сочится долгими струями на поверхность пола. Вместе с тем пузырчатая, пурпурная жидкость внутри плюсны удерживающей воложки стала активнее перемешивать бурлящие массы, степенно перекрашивая их поверхность из желто-зеленого почти в рыжеватые оттенки. Гул дребезжания и хруста нарастал, кажется, он стал отдаваться эхом в кирке, тем самым вызывая судорожное подергивание конечностей на обоих телах Яробора Живко и единожды покачивание Першего. Сладковато-приторный запах пережжённых костей и крови на малую толику наполнил всю кирку, однако когда он точно принялся перемешиваться с самим гулом в помещение ощутимо со свода пошел приток свежего воздуха.
— Мне не хорошо, — тихо протянул старший Димург и днесь надрывисто вздрогнул каждой жилкой, изгибом тела, покатой корчей прошла зябь по его лицу, вроде приток воздуха окончательно отнял у него силы.
