Моя передача о шимпонавте нашумела, спору нет, — это была сенсация в старомодном духе, но беседу вел не я — ее вел Пан Сатирус. А в нашем деле так: стоит споткнуться, как кто-нибудь отхватит тебе обе ноги напрочь да еще пришлет букет роз, выражая сожаление по поводу твоего нездоровья.
В аэропорту я взял такси. Не в том я был настроении, чтобы ехать со всякой швалью в рейсовом автобусе. Мы выскочили из туннеля, и я увидел, что Нью-Йорк совсем не изменился все куда-то спешили, никому не было никакого дела до других… Старший лифтер в здании телевизионной компании помнил меня, и я почувствовал себя немного лучше. Эти ребята первыми пронюхивают, когда кому-нибудь дают пинка в зад.
— Поднимите мистера Данхэма наверх, — сказал он, и мой дух поднялся сам, без помощи механических приспособлений. На тридцать второй, мистер Данхэм?
— На тридцать второй, — сказал я и сунул ему пять долларов. Он сказал, что рад моему возвращению.
Пинка сегодня не будет.
Порядок. Маленькая секретарша с красивыми бедрами, что сидит в приемной, показала мне в улыбке все тридцать два зуба и, наклонившись, — ущелье между двумя холмами. Всегда можно определить, как высоко стоят твои акции в компании, по тому, как глубоко тебе дадут заглянуть за корсаж. Ловко у нее это получается — она, должно быть, практикуется все ночи напролет; не знаю уж, когда она спит, зато обычно знаю с кем…
Раз-два, и я уже сижу с двумя вице-президентами и директором компании. Появляется бутылка, и родной дом встречает нашего славного мальчика Билли, который вернулся с войны цел и невредим.
Пинка сегодня не будет. Может быть, завтра или послезавтра, но не сегодня.
Райкер, директор, вел совещание.
— Билл, я полагаю, вы знаете, почему мы вас вызвали, сказал он.
Что уж он там понял из моей улыбки, это его дело. Я поднес стакан ко рту, и льдинка звякнула о мои зубы.
— Этот ваш шимпанзе… как вы его там назвали… шимпонавт — самая большая сенсация со времен Джеки Глисона.
— Большая и жирная, а?
Неостроумно, но это мой обычный ход. Когда они смеются над твоими глупыми шутками, можно просить о прибавке жалованья. Когда они смеются над шутками умными, такой уверенности нет, впрочем, я думаю, эти ребята ничего не делают с бухты-барахты…
Сейчас они смеялись, и я понял, что мои акции и в самом деле котируются высоко.
— Пейте, Билли, дружище, — сказал Райкер.
Я выпил. В поездках я пью виски попроще, но в районе Мэдисон-авеню тебя не будут считать за человека, если ты не пьешь марочных напитков. Да еще с указанием всяких дат на горлышке. К чему эти даты, приятель, они годятся только для надгробных плит.
— Ребята, — сказал я, — чем могу служить?
Номер не прошел. Они вызвали меня в Нью-Йорк будто бы просто для того, чтобы узнать, как мне понравилась Флорида. Но эту волынку долго тянуть нельзя, и наконец Райкер кивнул Маклемору. Маклемор кивнул Хэртсу, а Хэртс уже обратился ко мне:
— Билли, вы когда-нибудь мечтали уйти с репортерской работы?
— Нет.
Держи карман шире!
— Вы когда-нибудь мечтали стать продюсером?
— Нет.
— Продюсером телевизионной постановки? — Маклемор продолжал гнуть свою линию. — Распределять роли между хорошенькими девочками, командовать актерами, давать указания писателям?
— Нет. Я старый репортер и, наверно, умру им.
— Вы будете главным продюсером. У вас будет режиссер и заместитель продюсера.
— Послушайте, Райк, когда я просыпаюсь в одной и той же постели или даже в одном и том же городе три утра подряд, я чувствую себя не в своей тарелке. Я работал репортером в газетах, на радио и телевидении еще тогда, когда интервьюировать Долли Мэдисона6 было модным делом.
— Когда-нибудь всем нам приходится остепениться, — сказал Райкер, который остепенился лет в одиннадцать, получив от отца наследство в три миллиона долларов. — Вы внесли ценный вклад в работу нашей компании, Билл. Пора пожинать плоды.
Пинка еще не было, но от разговора уже попахивало пинком. И все же тут тебе и бутылка, и старший лифтер, и крошка мисс Глубокий Вырез из приемной.
— Райк, куда вы клоните? — спросил я. — Давайте перестанем ходить вокруг да около. Вы меня знаете: у компании нет вернее человека. Что хочет от меня компания?
— Вот это разговор, Билл, — сказал Райкер. — Вы же нас не бросите на произвол судьбы и нью-йоркского муниципалитета? Все дело в этой обезьяне, Билл, в шимпанзе. В Пане Сатирусе. В шимпонавте.
— А что такое?
Теперь мы все забыли и про бутылку, и про то, какие мы друзья и как мы все любим нашу компанию, наши обязанности и Соединенные Штаты. Теперь мы работали.
— Часовая передача, — сказал Райкер. — Платит один из наших лучших рекламодателей — «Северо-южная страховая компания». С затратами просили не считаться. Но поставили условие — в главной роли должен быть шимпанзе. Точка. Абзац.
— В таком случае купите шимпанзе.
Все они посмотрели на меня так, будто я наплевал на их фамильные библии. И это было неплохо — надо же поддерживать свою репутацию профессионального хулигана.
— Дает жизни Билли, — сказал Хэртс.
— Все шумит, — добавил Маклемор.
Но директор Райкер заправлял всем.
— Личностями не торгуют, — сказал он. — А шимпанзе — самая выдающаяся личность за последние месяцы. После Джона Гленна или Кэролайн Кеннеди.
— Можно сказать, на экранах телевизоров вы оба имели успех, — сказал Хэртс. — Вы говорили так, будто знаете друг друга с пеленок.
— Ему-то всего семь с половиной лет, — сказал я.
— Он прирожденный телевизионный актер, — сказал Маклемор.
— Это то, что надо нашему заказчику, — закончил круг Райкер.
Теперь были поставлены все точки над «i», а в нашем деле так: понял — слушай.
— Провалиться мне в тартарары, как сказал поэт. Но ведь: а) он принадлежит правительству, б) он чертовски вспыльчив, в) вокруг него столько агентов безопасности, словно он русский посол. Эта обезьяна что-то знает, и правительство не может допустить, чтобы она это разболтала.
Райкер кивнул Маклемору, Маклемор кивнул Хэртсу, а Хэртс сказал:
— Только вы, Билл, можете это утрясти.
— Для меня найдется местечко и в Эн-би-си, и в Си-би-эс, — сказал я, — да и Эй-би-си знает меня не первый год.
— Не говорите так, — сказал Райкер. — У компании нет вернее человека.
Тогда я снял трубку с телефона, стоявшего на его столе, и сказал:
— Дайте юридический отдел, кого-нибудь, кто там у них сейчас главный.
— Минуточку, мистер Данхэм, — ответила девушка. Все они в радиокорпорации знают мой голос… пока не последовало пинка. — Вам нужен мистер Россини.