«Банг, бан-н-нг»… — раздается опять. Нет, это похоже на зов. Разворачиваюсь и плыву к центральному бункеру. Чуть выше карниза, опоясывающего колоссальное яйцо по экватору, светится овал акварина. Сквозь стекло вижу голову Болла. Внезапное появление мохнатой морды с выпуклыми глазами производит должное впечатление: Болл вздрагивает. Не пугайся, коллега, это всего лишь я.
Возле окна — головка сигнала. Устроено по принципу «китайского болванчика», но с пружинным возвратом. Легко поддается нажиму руки: точка-тире-тире-точка… Болл смотрит вверх, где расположены динамики, и разводит руками. Надо понимать, он не слышит морзянку. Знаками спрашиваю: «В чем дело?» Болл жестами изображает стрельбу из квантабера, вертит пальцем у лба и грозит кулаком. Делаю вид, что совершенно не понимаю его. Он хмурится и пишет мастиковым карандашом на стекле акварина: «Встречай Манту». Я кивнул и славировал с карниза прямо к четвертому бункеру.
Закругленная стена четверки дрогнула, осклабилась щелью, выдохнув облако пузырей. Из темного зева в воду скользнула призрачная тень. Осветив меня фарами, крылатая химера пронеслась над головой. Нажимаю на поясе кнопку ультразвукового сигнала. Манта поднимает плавник и, выполнив грациозный поворот, возвращается. Хорошо, значит, она признала хозяина.
Подводный скутер-ундулятор мне приходится видеть впервые. К биомашинам я почему-то всегда питал настороженность и сейчас, при виде шевелящихся плавников Манты, испытывал прямо-таки неприязнь. Хотя прекрасно знал, что у нее внутри нет ничего особенного. Кроме синтетических нервов и мускулов, разумеется. Ими управляет мнемотронный мозг. Компактный, но довольно примитивный. Ну и еще, конечно, мощные аккумуляторы.
Пиролаксовое тело машины прозрачно и подсвечено изнутри слабым фиолетовым сиянием. Вместо кабины — удлиненная полость с двумя подвижными створками внизу. Широченные плавники-крылья (около шести метров в размахе), глянцевито-черные, упругие, действительно придают скутеру сходство с одной из самых крупных разновидностей скатов — мантой бирострис. В довершение сходства сзади тянется хвост, прямой и тонкий, как у настоящих мант.
Я мог бы забраться в полость или, прицепившись за трапецию под брюхом Манты, плыть «на буксире». Но мне хотелось понаблюдать за скутером со стороны. Тем более что для обследования территории станции мне достаточно собственных плавников.
Темные громады бункеров. Замкнутые наглухо, угрюмые. Плыву, обшаривая дно лучом. Крабы спешат укрыться в тени, малоподвижные ежи и звезды не обращают на свет никакого внимания. Оставляя за собой борозды, медленно ползут пожиратели ила голотурии. Их здесь видимо-невидимо, самой разнообразной окраски.
Бетонированное покрытие люнетов густо обросло актиниями, морскими лилиями, губками. Нежные перистые веера-жабры морских червей при малейшем движении воды мгновенно исчезают в причудливо изогнутых известковых трубках и снова расцветают красочными букетами, как только я замираю на месте. Удивительно, при таком разнообразии придонной фауны здесь не видно ни одной крупной рыбы — луч фары выхватывал из тьмы лишь малочисленные стайки рыбьей молоди. Должно быть, виной тому яркий свет и завихрения воды от вибрации моего плавника. Да и не только моего: подняв голову, я вижу распростертые крыльями плавники.
Внезапно фасеточные глаза машины загораются зеленым^огнем. Скутер отваливает в сторону и удаляется. Тьму вспорола голубоватая вспышка. В конвульсивном свете зарницы успеваю разглядеть какой-то темный безобразный ком, перечеркнутый узким профилем Манты…
Можно верить жутковатым рассказам о нападениях гигантских кальмаров, а можно и не верить. Во всяком случае, никакого определенного мнения на этот счет не имеется, потому что нет строго проверенных доказательств. Альтернатива на выбор: либо верь, либо нет — вот и все. Я, например, не верю. И считаю, что программа активной обороны, заданная скутерам, — лишняя перестраховка. Кому мешал проплывающий мимо кальмар?! И что означает эта атака: запрограммированное убийство или предупредительные меры? Судя по мощности разряда, предупреждение могло бы быть и помягче…
Минуя бункер атомного реактора, плыву к месту схватки. Только тебя там и ждут. Неосторожно? Факт. Глупо? Конечно, но я не могу побороть в себе желание выяснить все до конца. И потом у меня есть оправдание: поиски Пашича. Какая, собственно, разница, где искать. Он мог уплыть в любую сторону света — на юг, на запад, север, восток. И даже вверх или вниз… Это самое скверное, если вниз… Впереди вспыхивают прожекторы Манты. Она возвращается. Развернувшись, летит за мной, чуть правее и выше.
Я не знал, что обрыв в абиссальную[10] бездну находится так близко от станции. Дно неожиданно уходит вниз плавным изгибом песчано-илистой толщи; я останавливаюсь, повиснув над склоном, — маленькая песчинка у края океанической пропасти, которую называют Юго-Западной австралийской впадиной. Склон гол и пустынен. Ни скальных обломков, ни актиний, ни рыб… Великая граница между миром доабиссальным и миром самых грозных глубин представлялась мне не такой. Во всяком случае, не такой примитивной. Однако эта оголенность и монументальная простота производят гораздо более глубокое и сильное впечатление, чем ставшее привычным великолепие богатых жизнью вод континентального шельфа.
Манта неподвижно висит над бездной, прожекторы направлены вертикально вниз. Прямые колонны света уходят в кромешную темь и где-то там, окутав себя едва заметной вуалью, теряются. При одном взгляде в эту темную неосязаемую пустоту испытываешь легкое головокружение…
Я разыскал место, где Манта произвела электрический «выстрел». На песчаном откосе свежая борозда, подернутая илистым туманом. Несчастный кракен… Ему не следовало попадать в зону действия ультразвукового локатора Манты. И сейчас, наверное, он, парализованный и обожженный, все еще скользит по склону, опускаясь метр за метром в бесконечную холодную тьму…
Возвращаюсь на территорию станции и плыву к центральному бункеру. Это, пожалуй, единственное место, где я не все осмотрел. Касаясь рукой гладкой стены, не то иду, не то плыву вдоль бункерного карниза. Направленная под ноги фара освещает черные ласты, сметающие осевший ил. Поиски начинают казаться мне жалким хлюпаньем в мелкой воде. Перед глазами все еще стоит потрясшая меня картина: голый склон и провальный зев ошеломляющей пустоты… Вдруг мои пальцы касаются чего-то упругого, скользкого, толщиной с руку. Содрогаюсь и резко поднимаю голову. Это «что-то» — вытянутое в мою сторону щупальце спрута!..
