– Ничего, – сказал он, – трудно было бы и ожидать, что вы меня вспомните, я ведь не из ваших коллег. Я не работал в Обсерватории, а только заезжал туда, и совсем ненадолго. Я не астроном, а бухгалтер.
– Да?
Было видно, что Молтон силится вспомнить – и не может.
– Однако меня привели в Обсерваторию совершенно другие дела – хотя я и притворялся бухгалтером. В тот момент я был правительственным агентом, расследовал утечку информации.
По лицу Молтона скользнуло удивление, и ответил он не сразу.
– Да, что-то такое припоминаю. Но вот фамилия – фамилия совсем из головы вылетела. Это же так давно было.
– Да, конечно, – откликнулся Садлер, – но есть вещи, которые вы никак не могли забыть. Прежде чем продолжать, я хотел бы подчеркнуть один существенный момент. Мой к вам визит носит сугубо неофициальный характер. Теперь я не имею никаких побочных занятий, я только бухгалтер, и вполне процветающий. Более конкретно, я один из партнеров фирмы «Картер, Харгривз и Тиллотсон» и прибыл сюда для аудирования нескольких крупных лунных корпораций. Если хотите, можете проверить в вашей Торговой Палате.
– Я не совсем понимаю… – начал Молтон.
– Какое это имеет к вам отношение? Ну что ж, придется мне освежить вашу память. Меня командировали в Обсерваторию, чтобы расследовать нарушение режима секретности. Каким-то не совсем понятным образом Федерация получала с Луны нужные ей сведения. Если верить одному из наших агентов, утечка была связана с Обсерваторией – вот меня к вам и направили.
– Говорите, говорите, – кивнул Молтон.
– К сожалению, – чуть горько улыбнулся Садлер, – шпионаж и бухгалтерия – вещи совершенно разные, а потому контрразведчик из меня получился аховый. Я подозревал очень многих людей, но так ничего толком и не узнал – хотя и разоблачил по чистой случайности одного мошенника.
– Дженкинса, – неожиданно откликнулся Молтон.
– Совершенно верно. А ведь не такая у вас, профессор, и плохая память. Короче говоря, никакого шпиона я не нашел; я не смог даже доказать, что таковой существует – хотя и расследовал все мыслимые варианты. Затем эта история перестала кого бы то ни было интересовать, ее спустили на тормозах, так что через несколько месяцев, к превеликой своей радости, я смог вернуться к нормальной работе. И все же эта история продолжала меня мучить, она была чем-то неправильным, незаконченным, этакой неувязкой в балансной ведомости – а я не терплю подобных вещей. Однако надежды разобраться не было никакой – до тех пор, пока я не прочитал книгу коммодора Бреннана. Вам она, кстати, еще не попадалась?
– Нет, к сожалению, но я о ней слышал.
Садлер вынул из портфеля увесистый том и передал его Молтону:
– Вот, возьмите, пожалуйста. Я уверен, что вам будет очень интересно. Книга сенсационная, недаром о ней сейчас говорит вся Система. Многие весьма влиятельные люди из Федерации пришли в полное бешенство – он ведь тут рубит все напрямую, ничего не причесывает. Но меня заинтересовало совсем другое – описание им событий, приведших к битве при Пико. Коммодор Бреннан пишет, ясно и недвусмысленно, что из Обсерватории поступала важнейшая информация. Можете себе представить, с каким удивлением прочитал я следующую фразу: «Изумительная по изобретательности техническая уловка позволила одному из ведущих астрономов Земли непрерывно сообщать нам о ходе работ по „Проекту Тор“. Вряд ли будет уместным называть здесь этого человека по фамилии; могу только добавить, что он вышел в почетную отставку и живет теперь на Луне».
В комнате повисла долгая тишина. Морщинистое лицо Молтона закаменело, не выдавало ни малейшего следа эмоций.
– Поверьте, профессор Молтон, – продолжил наконец Садлер. – Я даже не знаю, как вас убедить, что привело меня сюда исключительно личное любопытство. Кроме того, вы – гражданин Республики, и теперь я не могу сделать с вами ровно ничего, даже при желании. Но я знаю, что агентом были вы. Описание вполне к вам подходит, я просмотрел все другие варианты и все их отверг. Более того, у меня есть в Федерации друзья, они заглянули в архивы – опять же сугубо неофициально. Так что нет никакого смысла притворяться, будто вы ничего об этом не знаете. Если вы не расположены к беседе – я уйду. Но ведь мы говорим сейчас о делах прошлых, утративших теперь всякое значение – а я отдал бы буквально что угодно, чтобы узнать, как вы это сделали.
Молтон открыл книгу профессора – в прошлом коммодора – Бреннана, начал просматривать указатель, а затем раздраженно покачал головой:
– Ну зачем было все это писать?
Он ни к кому не обращался и явно не ждал ответа; предвидя дальнейшее, Садлер замер в ожидании. Неожиданно профессор отложил книгу и посмотрел ему прямо в глаза:
– Предположим, я вам расскажу; что будет с этой информацией дальше?
– Ничего, я могу в этом поклясться.
– Кое-кто из моих коллег мог бы оскорбиться, даже по прошествии такого времени. Все это очень и очень не просто. И не доставляло мне никакого удовольствия. Но Землю нужно было остановить – так что я поступил правильно.
– Нынешний директор Обсерватории, профессор Джеймисон, думал примерно так же – но ведь он-то не стал претворять в жизнь свои идеи.
– Знаю. Был момент, когда я чуть ему не признался – и хорошо, наверное, что не признался.
Молтон задумчиво смолк, затем его лицо сморщилось в улыбке.
– Это я вспомнил, – объяснил он. – Я же водил вас по своей лаборатории. Были у меня тогда некоторые подозрения – чего это вы всюду ходите, все высматриваете. Поэтому я показывал вам абсолютно все, пока не заметил, что вы впали в полную тоску и только и мечтаете, чтобы поскорее уйти.
– К сожалению, – суховато заметил Садлер, – так случалось довольно часто, не только у вас. Слишком уж много в Обсерватории оборудования.
– Да, но среди моего было нечто уникальное. Не то что вы, никто из моих собратьев по профессии не смог бы догадаться, для чего предназначена эта техника. И вы, и ваши коллеги искали скорее всего какие-нибудь там припрятанные радиопередатчики и прочее в этом роде, так ведь?
– Да. Было организовано круглосуточное прослушивание эфира, но оно ничего не дало.
По лицу Молтона скользнуло что-то вроде самодовольной улыбки. А ведь он, подумал Садлер, тоже, наверное, мучился все эти тридцать лет. Мучился невозможностью похвастаться, как здорово он провел все секретные службы Земли.
– Самая прелесть тут в том, – продолжил старый профессор, – что я никуда и не прятал свой передатчик. Более того, он торчал в Обсерватории на самом виду. Это же был наш десятиметровый прибор.
