— Ты используешь мой былой титул, — говорит Врамин. — Теперь я Ангел Дома Мертвых.
— Ты лжешь.
— Нет. По назначению Принца я занимаю твой прежний пост.
Неимоверно изогнувшись и напрягшись, Сет высвобождает правую руку.
Врамин раскачивает перед собой подвеску Изиды, и Анубис отступает.
— Мадрак, я приказываю тебе, убей этого человека! — кричит он.
— Врамина? — говорит Мадрак. — О нет, только не Врамина. Он хороший. Он мой друг.
Сет высвобождает правую лодыжку.
— Мадрак, если ты не убьешь Врамина, то придержи хотя бы Сета!
— «Отче или не отче наш, иже еси возможно на небеси…» — заводит нараспев Мадрак.
Рычит тогда Анубис и наставляет, словно базуку, свой жезл на Врамина.
— Ни шагу дальше, — заявляет он. Но Врамин делает очередной шаг.
Вспышка света падает на него, но ее гасят алые лучи из подвески.
— Слишком поздно, пес, — говорит поэт. Анубис кружит, отступает к двери, возле которой стоит Мадрак.
Сет высвобождает левую ногу, растирает ее, встает.
— Ты мертвец, — говорит Сет и шагает вперед. Но в этот миг падает Анубис от ножа Мадрака, который всадил лезвие ему в шею прямо над ключицей.
— Я не хотел причинить вреда, — говорит Мадрак, — и пусть это хоть частично оплатит мою вину. Пес сбил меня с пути истинного. Я раскаиваюсь. Я дарю тебе его жизнь.
— Глупец! — говорит Врамин. — Я собирался взять его в плен.
Мадрак всхлипывает.
Кровь Анубиса красными струями бьет на пол скорлупки.
Сет медленно опускает голову и трет глаза.
— Что будем делать дальше? — спрашивает Врамин.
— «…Да святится имя Твое, если есть у Тебя имя и хочешь Ты, чтобы оно святилось…» — говорит Мадрак.
Сет не отвечает, он закрывает глаза и погружается в сон, который продлится много дней.
И, тяжелая ребенком, лежит она внутри шасси машины. Стена кабинки откатилась назад. Проводники отпали от головы и спинного мозга, отключив ледяную логику, холодные фригидотронные банки памяти, категорический секс-комп императив, питающие трубки. Она распрограммирована.
— Принц Гор…
— Да, Мегра. Не волнуйся.
— …Ты развеял заклятие.
— Кто так чудовищно поступил с тобой?
— Ведьма Лоджии.
— Мать! Всегда она была необузданна в поступках. Мне очень жаль.
Он прикасается к ней рукой.
— Почему она так поступила?
— Она сказала, что причиной тому — факт, о котором я не знала: я ношу ребенка Сета…
— Сет! — и Гор оставляет на металлическом столе глубокие отпечатки своих пальцев. — Он взял тебя силой?
— Не совсем.
— Сет… Что ты чувствуешь сейчас к нему?
— Я его ненавижу.
— Этого хватит.
— Ему наплевать на жизнь…
— Знаю. Я больше не буду тебя о нем спрашивать. Ты отправишься со мною в Дом Жизни, Мегра из Калгана, и навсегда останешься там со мною.
— Но, Гор, боюсь, что мне придется остаться здесь. Я слишком слаба, чтобы отправляться столь далеко, и время мое на подходе.
— Быть посему. Мы задержимся здесь до поры до времени.
И она складывает руки на животе и закрывает кобальтовые глаза. Отсветы и жар от машины заставляют ее щеки пылать.
Рядом с ней сидит Гор.
Скоро она вскрикивает.
Бракосочетание Неба и Ада
Цитадель Марачека — пустая, не пустая, вновь пустая. Почему? Послушай…
Сет без колебаний встречает чудовище, когда оно бросается на него.
И некоторое время они борются там, во дворе.
Наконец Сет ломает ему хребет, и оно лежит и вопит от боли.
Глаза Сета горят, как два солнца, и он в очередной раз обращает их туда, куда направлялся.
Тогда Тот, его сын, его отец, Принц Который Был Тысячью, снова открывает флакон с быстросотворимыми чудищами и вытряхивает из него очередное семя.
Посаженная прямо в пыль, тут же у него из-под руки произрастает очередная напасть и бросается на Сета.
Безумие, таящееся внутри глаз Разрушителя, падает на тварь, и разгорается новая схватка.
Стоя над очередным поверженным телом, наклоняет Сет голову и исчезает.
Но не отстает от него, сея чудовищ, Тот, и призраки Сета и монстров, с которыми он сражается, свирепствуют по всей мраморной памяти — то есть разрушенному и заново отстроенному Марачеку, древнейшему из городов.
И каждый раз, когда уничтожает Сет очередную тварь, обращает он глаза снова к тому месту и мгновению, где и когда сражался он с Безымянным и разрушил целый мир, и где встает на дыбы и пылает тень черной лошади, его сын; и, откликаясь на зов разрушения, стремится он на это место в это мгновение. Но не отстает от него Тот, отвлекает его чудовищами.
Все потому, что Сет — разрушитель, и он разрушит сам себя, если не будет у него под рукой или перед глазами ничего подходящего — в пространстве или во времени. Но мудр Принц и понимает это. Вот почему следует он за своим отцом в его путешествии сквозь время к алтарю уничтожения, начавшемся сразу после пробуждения от транса битвы с Тем Что Кричит В Ночи. Ибо знает Тот, что если сумеет он достаточно долго отвлекать отца от его паломничества, возникнет что-либо новое, против чего можно будет обратить руку Сета. Ведь всегда что-нибудь такое да возникнет.
Но сейчас движутся они вдвоем сквозь время, наполняя собою, быть может, его все, если смотреть из данного его момента, — мудрый Принц со своим смертоносным отцом/сыном, огибая все время Бездну, каковая — Скагганаук, сын, брат и внук.
Вот почему проносятся в ярости призраки Сета и монстров, с которыми он сражается, сквозь мраморную память — разрушенный и отстроенный заново Марачек, древнейший из городов.
Она сидит в Доме Мертвых, в темной, глубоко схороненной крипте, и ее сознание — снежинка, тающая, уже исчезнувшая. Но ревет мотоцикл, именуемый Время, стоит нажать на газ, и там, в припоминаемом зеркале, лежат битвы последних дней: мертвый Озирис и ушедший Сет. И там же зеленый смех Врамина, Врамина-безумца, Врамина-поэта. Едва ли пара он Ведьме Лоджии. Ну да лучше не поднимать тревогу. Проспать век, потом посмотреть, как устроил все Тот. Здесь, среди праха мумий и догоревших свечей, здесь, в глубочайшем погребе Дома Мертвых, где нет ни у кого имен, никто их не ищет и никогда не будет искать; здесь — спать. Спать, и пусть живут себе Срединные Миры, знать не ведая об Алой Леди, которая — Вожделение, Жестокость, Мудрость — и мать и возлюбленная выдумки и неистовой красоты.
