Мамонт (глава 9)
В Хрониках используется наименование ксалхат, но мы заменили его на старинное русское слово мамонт, поскольку по описанию это животное больше всего напоминает волосатого мамонта, вероятно, Mammuthus columbi. Несмотря на то, что останки мамонта достаточно часто встречаются в заполярной тундре, он являлся обитателем лесов умеренной полосы. Единственное сомнение возникает по поводу размеров описанного животного; некоторые волосатые мамонты были не крупнее индийских слонов. Возможно, это мог быть длинношерстный подвид мастодонта. В период Долгой Зимы в Бресайхале обитало несколько разновидностей мастодонтов, гораздо более крупных, чем волосатые мамонты, с бивнями устрашающих размеров. Довольно интересно, что юкагирские племена, которые сейчас населяют области, когда-то бывшие частью эквешской империи, по-прежнему именуют этого зверя ксолхут.
ЛЕСА
Исполинские Sequoia sempervirens и sequoiadendron giganteum занимали доминирующее положение в западных прибрежных лесах того периода, хотя теперь они встречаются лишь в виде реликтовых рощ. По-видимому, эти леса очень напоминали современные, но, естественно, там отсутствовали экзотические виды, завезенные из других мест - например, эвкалипты, с их сильным и специфическим благоуханием. Помимо секвойи, там росли почти такие же гигантские кедры, ели, конусообразные сосны и пихты. Лиственные виды находились в меньшинстве, но играли существенную роль. Описанный в северных районах род хвойных деревьев может быть определен лишь как metasequoia, древний родич гигантов, чья высота не превышала шестидесяти футов. Должно быть, уже тогда метасеквойи встречались достаточно редко; до недавних пор они считались вымершими, но отдельные экземпляры были обнаружены в Китае.
РЕЛИГИЯ
Это одна из труднейших тем для комментариев. Хотя жители Керайса отдавали себе отчет в существовании сверхъестественных сил, боялись одних и почитали другие, они редко обращались к формальному поклонению добру или злу. В тех же случаях, когда это происходило, они обычно призывали темные силы. По-видимому, сходные наклонности сохранились и у их потомков.
Во времена, описываемые в Хрониках, северные поселенцы уже теряли свое древнее знание о силах, как дружественных человеку, так и враждебных, и о воле, стоявшей за этими силами. Знания поглощались анимистическими верованиями, более понятными для простых крестьян, либо превращались в народные легенды и предания. Например, на королевском знамени Утраченных Земель изображался Ворон, летящий к солнцу и ведущий людей к его свету. Но с течением времени истина превратилась в сказку о вороне, крадущем солнце с неба, и сохранилась в таком виде.
В Южных Землях остались следы древней мудрости, но знание окаменело и утратило гибкость, деградировало до общественных ритуалов. Для образованного сотранца, такого как Керморван, появление Ворона было равносильно статуе, внезапно сошедшей со своего пьедестала, наподобие явления Афины Периклу.
Общим для обоих народов было понятие загробной жизни. Место, куда отправляются души умерших, они называли Рекой и рассматривали как преграду на пути в другой мир за пределами восприятия, куда живой человек может проникнуть лишь с помощью темного чародейства. Возможно, этот образ родился в темных регионах тундры перед наступающим Льдом, где было множество мелких рек, наполненных талой водой. Царство мертвых еще называлось обиталищем Таоюна, где царит вечный сумрак.
ЭКВЕШСКАЯ РЕЛИГИЯ
Хотя подробный отчет об эквешском обществе и странных силах, движущих им, приведен в следующих книгах, здесь нужно дать какое-то представление об их религии. Ее темная сторона была хорошо известна, но Керморван, очевидно, знал нечто большее. В своей первоначальной форме она основывалась на тех же примитивных анимистических верованиях, что и у других народов Бресайхала, но по мере возвышения эквешских племен управление религиозными делами перешло к шаманам, которые превратились в силу, уступавшую лишь вождям кланов; в некоторых случаях они обладали большей реальной властью. Их ритуалы включали в себя танцы под барабанный бой и экстатические припадки. Бессвязные выкрики во время таких припадков считались пророческими. В описываемое время они еще сохраняли некоторое почтение к мировым Силам, но в их религию постепенно вторгался новый элемент: почитание и обожествление наступающего Льда. Оно было оформлено в виде тайного общества в верхних эшелонах эквешских кланов, куда допускались лишь избранные, и резко изменило весь характер их общества.
Каннибализм эквешцев, порождавший такой ужас и отвращение у других народов, очевидно, являлся древним обычаем, укоренению которого способствовало истощение запасов продовольствия, по мере того как Лед уничтожал плодородные земли. Но первоначально это был погребальный ритуал, способ почтить память умерших и увековечить ее, впитывая их мудрость и мужество. Культ Льда превратил его в ритуал господства и устрашения, процветавший за счет рабов. Есть свидетельства, что на собраниях почитателей Льда умышленно творились еще более ужасные бесчинства с целью создать темную связь между приверженцами культа и обеспечить их полную безжалостность. Сходные черты встречаются и в современных культах, таких как туги в Индии или аниото и мау-мау в Африке.
КУЗНЕЧНОЕ ДЕЛО
Истинное кузнечное мастерство имело определенное религиозное значение в Северных Землях; работа кузнеца, по сути дела, являлась актом вторичного творения, отождествляя его с мировыми силами и самим Творцом. Во времена, описываемые в Хрониках, это принималось как должное и имело огромное общественное значение. Городской кузнец был привилегированным гражданином, ответственным перед своей гильдией, но не перед городскими властями. В небольших поселках он обычно имел самое обширное образование и обладал наибольшим опытом, накопленным за время странствий в звании поденщика. Он совершал обряд венчания перед своей наковальней, символически соединяя жениха и невесту выкованными для них кольцами, а позднее давал имена их детям и учил их грамоте. Большинство кузнецов, однако, редко поднимались над уровнем обычных ремесленников, так и не достигая звания мастера. Те, кто носил это звание, либо целиком посвящали себя любимой работе, как Хьоран, либо накапливали достаточное состояние, уходили от повседневных дел и посвящали себя общественным занятиям, изящным искусствам или даже наукам и естественной философии. Встречались и такие, кто использовал звание мастера для удовлетворения своих личных амбиций.
Жители Брайхейна относились к кузнечному мастерству как к обычному предрассудку, но, тем не менее, отдавали изделиям северных кузнецов предпочтение перед собственными. То, что входит в понятие истинного мастерства, имело прочную основу в сложном ритуале, включавшем музыку, декламацию стихов, применение различных символов и узоров. Все это служило для выражения и обуздания внутренней силы кузнеца. Мелодия оказывала наиболее сильное влияние, но хуже контролируемое; слова придавали направление силе напева. Узор удерживал и связывал оказанное воздействие, а окончательная обработка изделия придавала ему неповторимость.
