— Она простоит не больше двух дней, — сказал один из сидевших в машине людей.
Двое его спутников внимательно смотрели вниз через окна. Скафандры, в которых они выходили на поверхность Земли, лежали на полу.
Люди не заметили на Земле ничего особенного и повернули на север. Они не увидели затянутого льдом скафандра бедного Гарри, умершего от мысли, что он один на Земле.
Ракетоплан взял курс на Гренландию. Надо было спешить, чтобы достигнуть пещеры раньше, чем начнется утро и время туманов.
Экономя горючее, ракетоплан спустился на лед и бесшумно помчался, оставляя за собой едва заметную полоску следа и льнувшие ко льду клубы черного дыма.
Когда появился край ослепительного солнца, люди, в последний раз взглянув на черное небо, скрылись в воздушных шлюзах города Вельттауна.
Испытание нового ракетоплана было закончено. Он должен был стать могучим оружием в руках властей Вельттауна. Приходилось серьезно заботиться о перспективах продления жизни обитателей Рейлихской пещеры и об их удобствах.
В городе ощущался недостаток во многих жизненно необходимых предметах. Например, в пещере никак не рос табак. Все же запасы как табака, так и сжатого сигарного дыма давно уже были израсходованы.
Кроме того, люди, не внимая увещеваниям администрации, безрассудно размножались.
Воздушный и продовольственный оборот пещеры не был рассчитан на увеличение населения. В то же время было определенно известно, что Мамонтова пещера на бывшем американском континенте освоена далеко не полностью. Кроме того, там рос табак.
В связи с этим обсуждался вопрос о мерах по овладению Мамонтовой пещерой, которая, забыв свою связь с Концерном спасения, объявила себя самостоятельным государством. Ракетопланам при выполнении этих замыслов придавалось большое значение.
Но совсем особую роль приобретали ракетопланы в свете осуществления замыслов, еще более широких. Имелись в виду походы на восток, где в подземных сооружениях, как недавно удалось установить, укрылись остатки населения коммунистических стран.
Уничтожение этих сооружений было завещанием погибшей культуры и цивилизации. Рейлихская пещера срочно вооружалась. Город нового мира Вельттаун готовился к войне. Он готовился к схватке за «неиспользованные» колонии (имелась в виду Мамонтова пещера), к уничтожению остатков мировой проказы где-то на востоке.
Генералы Вельттауна горевали, что в условиях подземных пещер-убежищ и атомные и водородные бомбы могут оказаться малоэффективными. Приходилось рассчитывать на рукопашный бой.
Десантная армия головорезов, вооруженных автоматами, шпагами и кинжалами, готовилась вылететь на тысяче ракетопланов в поход. Воинственный город Вельттаун жил войной и не мыслил жизни без нее.
А там, наверху, мчался черный ураганный туман, принося с собой моря влаги, которые обрушивались на дрожащую Землю, а мертвящий космический холод сковывал льдом остатки не исчезнувших еще океанов.
День за днем все больше и больше сравнивались все неровности мрачной, почти умершей планеты…»
Василий Климентьевич захлопнул книгу и откинулся на спинку кресла.
— Так, — сказал он, рассматривая черную обложку, изображающую ночное небо, а на нем странное, желтое, взлохмаченное солнце с пышной короной протуберанцев, взошедшее над мертвой, скованной льдом Землей. — Доктор Шерц, «Пепел грядущего», роман из близкого будущего, литературная премия «Арениды», учрежденная господином Вельтом. Как видите, друзья мои, перед нами яркий пример буржуазной фантастики. У представителя обреченного мира фантастическая мысль может быть только обреченной, он лишен мечты.
Министр встал и заложил руку за борт гимнастерки.
На кровати лежала Марина. Лицо ее было бледно, тени под глазами делали их особенно большими. На стуле рядом с кроватью сидел профессор Кленов. Между колен он держал старинную палку с серебряным набалдашником, на который положил подбородок.
— Я бы осмелился распространить вашу мысль, Василий Климентьевич, — сказал он. — Обречено все, что, не являясь наукой, претендует на трактовку научных положений или предвидений… М-да!.
— Нет, — возразил министр. — Подлинная научная фантастика способна бросать в умы людей зерна замечательных идей, она может по-настоящему приподнять завесу будущего. Но этого не в состоянии был сделать доктор Шерц, если не ошибаюсь, ассистент самого профессора Бернштейна. Как автор цитированной книги он не ушел за пределы мыслей и идей, в окружении которых живет. Даже в будущем мире этот буржуазный ученый не смог обойтись без капиталистических противоречий. Город Вельттаун у него борется за новый передел мира, не забыл еще своей дикой ненависти к коммунизму, даже в новых условиях мечтает о войне с ним. Произведение доктора Шерца сейчас самое популярное в капиталистическом мире, оно вышло на всех языках невиданным тиражом. Для забавы я принес это вам, Марина.
Министр положил книжку в красивом переплете на стол. Кленов встал, опираясь на палку, и стал перелистывать книгу.
— М-да… Научная фантастика… Не вижу смысла в распространении подобных изданий. Где тут зерна идей, о которых вы изволили упомянуть? Какой-то ураганный туман… испаряющиеся моря. Бред! М-да!. Позвольте, однако… Испаряющиеся моря… Пожалуй, это стоит обдумать.
Министр смотрел на профессора улыбаясь.
— Какие страшные картины будущего мира нарисовал Шерц… Мне жаль этого Гарри! — задумчиво сказала Марина.
— К сожалению, автор грешит в основных предпосылках. Все это не так правдоподобно, как может показаться. Ведь для полного исчезновения атмосферы с Земли нужно, чтобы происходящая на острове Аренида химическая реакция соединения азота с кислородом имела ту же пропорцию, что и соотношение этих газов в воздухе. А ведь это далеко не так. Миру грозит гибель не от исчезновения атмосферы, а из-за потери кислорода, необходимого для дыхания. Следовательно, доктор Шерц оперирует с неправдоподобным положением, и книга его поэтому не отвечает моим основным требованиям к научной фантастике и, в конечном итоге, бесполезна.
Стоявший в глубоком раздумье профессор вдруг оживился:
— Позвольте… М-да!. Позвольте! Я только что сам был склонен отрицать значение этого жанра литературы, но… некоторые мысли, высказанные в этой книге, натолкнули меня на интересную и крайне полезную идею. Значит, книга уже и не так бесполезна.
Министр улыбнулся:
— Что же заставило вас, уважаемый мой профессор, столь непоследовательно изменить ваши взгляды?
