Он снова сделал гримасу.
— О, в этом деле у меня есть и эгоистические мотивы, — признал он, — Это будет чудесная последняя битва. Они будут кричать, требовать моей отставки, ревизии законов, чтобы лишить мой кабинет власти, любой власти, какую только можно выдумать в состоянии истерии. И я буду сражаться всеми способами. Не бойтесь моего проигрыша или выигрыша. Вы в любом случае будете надежно защищены законами. Вы должны только сражаться. Однако не разменивайтесь на краснобайство, демонстрации, волнения, статьи в журналах, не упоминайте Бога, которого не существует, оставьте все это пустобрехам. Единственное, что вы должны делать — это говорить правду. Это будет нелегко. Интеллектуалы, которые будут противостоять вам, достаточно закалены в спорах. Самое сложное — это оставаться спокойными. Не терять самообладание и разум. А какую правду вы будете говорить? Что принесла нам эта ненужная война? Во-первых, смерть миллионов разумных существ, цена которых неизмеримо выше нас в глазах вечности. Опасность потерять цивилизацию, у которой есть чему поучиться и которая, несомненно, скоро займет свое достойное место среди звезд. Гибель двух лидеров, которые, работай они вместе, могли бы сделать много добра, если бы мы предоставили им этот шанс. На Иштаре Земля потеряла доверие превосходных, первоклассных умов, которое нелегко будет опять вернуть. Земля потеряла прекрасного офицера, ибо ты, капитан, несмотря на оправдание, вряд ли будешь служить в армии. К тому же вы сообщите нам о новой разумной расе, знания о которой могут открыть нам новую Вселенную. Но для наведения контакта с этой расой нам потребуется всемерная помощь Газеринга. Далее — мы должны оказать помощь Валленену, чтобы они, в свою очередь, помогли нам. Но все это потребует мира! Я думаю, что не пройдет и года, как Земля поймет, где на самом деле лежат ее интересы.
Голова его упала на грудь. Даниэль Эспина тоже смертен! Вскоре он распрощался с нами, и слуга разбудил пилота, который должен был доставить нас обратно.
Мы ждали его на улице. Воздух был холодный, невообразимо чистый и свежий. Солнце уже высветило дальние горы, а небо приобрело цвет сапфира.
— Год, — вздохнул Спарлинг, — Максимум два. А потом мы вернемся домой.
«И, если нам повезет, то продолжим работу», — подумал я.
— Так много месяцев, — вздохнула Джиль. Мы давно уже перестали хранить друг от друга секреты. Нас было трое. Но сейчас они были только вдвоем.
— Ты вызовешь Роду, — сказала она.
— Как она может прилететь сюда? — удивился он.
— Суд разрешит тебе. Ты не будешь сам собой, дорогой, если не потребуешь этого от суда.
Она расправила плечи.
— А потом… — она помолчала, — Потом посмотрим. Мы посмотрим.
Ей не нужно было говорить, что и тот, кто любит, и тот, кого любят, имеют определенные обязательства. Взгляд ее сказал мне, что и я входил в это слово «мы».
Появился пилот. Джиль повела нас к флайеру. Я шел за ней, лелея надежду.
