Ознакомительная версия.
Франклин Чен не одобрил принятого решения, но согласился с ним, и Агнес повезла Барти домой, чтобы в понедельник вернуться в больницу Хога. Операцию наметили на вторник.
По пятницам библиотека в Брайт-Бич работала до девяти вечера. Приехав за час до закрытия, они вернули уже прочитанные романы Хайнлайна и взяли те три, которые хотел прочитать Барти. А потом прихватили и четвертый, «Марсианку Подкейн».
— Может, нам ничего не говорить дяде Эдому и дяде Джейкобу до воскресного вечера? — предложил Барти, когда они сели в машину. — Для них это будет очень тяжело. Ты знаешь.
Агнес кивнула:
— Знаю.
— Если сказать им сразу, счастливого уик-энда нам не видать.
Счастливый уик-энд. Его отношение к происходящему поражало, его стойкость придавала ей мужества.
Дома Агнес, есть ей совершенно не хотелось, наскоро соорудила Барти ужин: сандвич с сыром, картофельный салат, кукурузные чипсы, стакан коки — и на подносе отнесла в комнату сына. Тот уже улегся в постель и читал «Тоннель в небе».
Эдом и Джейкоб пришли в дом, спросили, что сказал доктор Чен, и Агнес им солгала:
— Результаты некоторых анализов будут готовы только в понедельник, но он думает, что с Барти все в порядке.
Если кто и заподозрил, что она лжет, так это Эдом. На его лице отразилось недоумение, однако новых вопросов Агнес от него не услышала.
Она попросила Эдома побыть в доме, чтобы Барти не оставался один, пока она будет у Марии Гонзалез. Эдом, конечно же, не отказал, тем более что по телевизору показывали документальный фильм о вулканах, в котором обещали сообщить интересные подробности об извержении Монтань-Пеле на Мартинике в 1902 году, в течение нескольких минут унесшем жизни 28 тысяч человек, и о других, не менее чудовищных катастрофах.
Она знала, что Мария дома, ждет ее телефонного звонка.
В квартиру над магазином «Мода от Елены» вела наружная лестница. Подъем никогда не вызывал у Агнес никаких затруднений, но тут, когда она поднялась на верхнюю площадку, ноги дрожали от усталости, а рот жадно хватал воздух.
Мария, открыв дверь, побледнела, как полотно: без единого слова поняла, что приход Агнес, а не звонок, означает что-то ужасное.
На кухне Марии, всего через четыре дня после Рождества, Агнес позволила себе сбросить маску стоика и наконец-то разрыдалась.
* * *
Потом, уже дома, отправив Эдома в его квартиру над гаражом, Агнес откупорила бутылку водки, которую купила, возвращаясь от Марии. Плеснула в стакан для воды, добавила апельсинового сока.
Села за кухонный стол, уставившись на стакан. Какое-то время спустя вылила содержимое в раковину, не пригубив.
Налила холодного молока, быстро выпила. Когда мыла стакан, вдруг почувствовала, что ее сейчас вырвет, но приступ тошноты тут же прошел.
Долго сидела в темной гостиной, в любимом кресле Джоя, думая о многом, но чаще всего о том, как Барти оставался сухим под дождем.
Поднялась наверх в десять минут третьего, увидела, что мальчик спит при зажженной лампе. Рядом лежала раскрытая книга, «Тоннель в небе».
Она устроилась в кресле, не сводя глаз с Барти. Не могла на него наглядеться. Подумала, что не заснет, так и будет смотреть на него до утра, но усталость победила.
В начале седьмого она резко раскрыла глаза, вырвавшись из беспокойного сна, увидела, что Барти читает.
Ночью он просыпался, обнаружил ее в кресле и укрыл одеялом.
Агнес улыбнулась:
— Заботишься о своей старой мамочке, а?
— Ты печешь очень вкусные пироги.
Она рассмеялась, вдруг забыв про свои горести.
— Приятно слышать, что я хоть на что-то гожусь. И какой пирог мне сегодня испечь?
— Со взбитым ореховым маслом. С кокосовым кремом. И с шоколадным кремом.
— Три пирога? Ты превратишься в маленького толстого поросенка.
— Я поделюсь, — заверил ее Барти.
Так начался первый день последнего уик-энда их прежней жизни.
* * *
Мария пришла в субботу, сидела на кухне, расшивая воротник и рукава блузки, пока Агнес пекла пироги.
Барти за кухонным столом читал «Между планетами». Время от времени Агнес замечала, что он смотрит, как работает она, или изучает лицо и ловкие руки Марии.
На закате мальчик постоял во дворе, глядя сквозь ветви гигантского дуба, как темнеет оранжевое небо, становясь коралловым, красным, пурпурным, синим.
На заре он и Агнес прогулялись к океану, наблюдали, как пенистые волны накатывали на песок, вызолоченный утренним солнцем, смотрели на парящих в небе чаек, разбрасывали крошки, заманивавшие птиц на землю.
В воскресенье к обеду пришли Эдом и Джейкоб. После десерта, когда Барти поднялся в свою комнату, чтобы почитать «Астронавта Джонса», за эту книгу он принялся во второй половине дня, Агнес сказала братьям правду.
Их попытки выразить свою печаль глубоко тронули Агнес. Не столько из-за их переживаний, как потому, что они просто лишились способности связно выражать свои мысли. И душевная боль разъедала их изнутри. Интроверты, они не обладали способностью снять тяжесть с собственной души или утешить другого человека. Хуже того, поскольку смерть, во всех ее проявлениях, превратилась для них в навязчивую идею, они нисколько не удивились тому, что у Барти обнаружен рак, известие это не шокировало их, они разве что смирились с неизбежным. Они бормотали что-то бессвязное, махали руками, по их щекам текли слезы, в общем, Агнес пришлось их утешать.
Они хотели подняться в комнату к Барти, но в этом она им отказала, потому что помочь мальчику они не могли, только бы расстроили.
— Он хочет дочитать «Астронавта Джонса», и не надо ему мешать. Мы выезжаем в Ньюпорт-Бич в семь утра, тогда вы с ним и повидаетесь.
В начале десятого, через час после ухода Эдома и Джейкоба, Барти спустился вниз с книгой в руке.
— Зигзаги вернулись.
Для себя и для сына Агнес бросила по шарику ванильного мороженого в высокий стакан с рутбиром, потом они переоделись в пижамы, устроились на кровати Барти и лакомились угощением, пока она прочитала вслух последние шестьдесят страниц «Астронавта Джонса».
Ни один уик-энд не проходил так быстро, и ни одна полночь не приносила такого ужаса.
В ту ночь Барти спал в кровати матери.
— Сынок, — заговорила Агнес, погасив свет, — прошла неделя с того дня, как ты ходил там, где нет дождя, и я много об этом думала.
— Это не страшно, — вновь заверил ее Барти.
— Мне страшно. Но вот о чем я подумала… когда ты говоришь о том, как все устроено… есть место, где у тебя нет этой болезни глаз?
— Конечно. Именно так все и устроено. Все, что может случиться, случается, но каждый вариант случившегося создает новое место целиком.
Ознакомительная версия.
