Вернее, не на нее, а на ее платье. Взгляд ее выражал удивление и презрение. Сама она была в вечераем туалете, и мамин вид так шокировал ее, что она даже не могла смотреть на сцену. Так и просидела весь спектакль, меряя маму глазами с головы до ног. Отец был поглощен музыкой, ничего не замечал.
А мама, робея от пристального взгляда, не могла дождаться конца спектакля. После этого она и сказала отцу, что ей надо что-то купить на выход. Посмотрев на маму и словно в первый раз увидев ее платье, он сказал:
– Ну, конечно, пойди и купи себе что-нибудь.
Маме трудно было справляться одной с ребенком и с домашними делами, и она вызвала из Крыма свою мать. Вместе они стали хлопотать о дополнительной площади и с помощью Охраны материнства их хлопоты увенчались успехом, и им предоставили еще одну комнату. В квартире был сделан ремонт, и Александр Романович занял одну из комнат под свой кабинет. В это время он перешел работать в Наркомпочтель плановиком. Ему поставили телефон. В свободное от работы 4 время отец занимался литературой. Издали его небольшую книжицу “Спутник письмоносца”. В газете “Гудок” стал печататься с продолжением его первый рассказ “Голова профессора Доуэля”. Тема рассказа зародилась у Александра Романовича в тяжелое время, когда он лежал в гипсе с параличом ног. Положение было почти такое же, как у головы профессора Доуэля: вокруг были знакомые предметы, книги, но ой не мог до них дотянуться, достать.
Отец предложил маме заключить шутливый договор - пeрепечатать этот рассказ для журнала “Всемирный следопыт” с условием, что если рассказ будет напечатан, мама получит пятьдесят процентов гонорара, если же его не примут, то она вообще ничего не получит. При этом он сказал, что на такие условия согласится не каждая машинистка. Мама согласилась.
К этому времени родители купили старую пишущую машинку “Ремингтон”. Такие машинки вряд ли кто теперь помнит. У нее был закрытый шрифт, и, чтобы проверить написанное, необходимо было каждый раз поднимать каретку. Отец научил маму печатать, и с тех пор она стала его постоянной машинисткой.
И вот три женщины: бабушка, мама и моя сестра - выехали на дачу, прихватив машинку. Отец остался в городе, так как ему трудно было ездить каждый день на дачу. Сначала мама печатала очень медленно, поэтому на эту работу у нее ушло все дачное время. Но она трудилась не напрасно: рассказ был принят.
Жизнь налаживалась. Купили рояль. Отец часто покупал ноты. Мама в молодости училась петь, и теперь по вечерам они занимались музицированием. Стали чаще посещать театры и музеи. С отцом было интересно бывать в музее. Отделившись от экскурсии, они ходили от картины к картине, и отец рассказывал маме о каждом произведении, об этом времени.
Мама рассказывала: “Я много узнала, многому научилась у Александра Романовича. У нас появились друзья. В нашем доме жила очень милая семья Сокольских. Александр Захарович работал корректором в издательстве -”Вокруг света”, а жена его Валентина Михайловна была врачом. Мы подружились, ходили вместе в театр. Был у нас еще один друг - доктор Томашевич Марианна Ивановна. Очень милая, симпатичная женщина. Она работала гинекологом в роддоме имени Лепехина. Как-то у них в больнице решили устроить своими силами концерт для медперсонала. Марианна Ивановна пригласила и нас с Александром Романовичем. Одна из сестер спела несколько романсов. Пела и я под аккомпанемент Александра Романовича. Для концертного номера, который выбрал для себя Александр Романович, ему достали смирительную рубаху, облачившись в которую, он исполнил стихотворение Апухтина “Сумасшедший”. Его выступление произвело такое сильное впечатление, что кое-кто из женщин прослезился. А ребенок одной из нянь от страха закричал во весь голос, так что его срочно пришлось вывести из зала. Даже я, не раз слушавшая до этого декламацию Александра Романовича, была просто потрясена.
В то время Александр Романович сотрудничал в журналах “Вокруг света” и “Всемирный следопыт”. В “Следопыте” был тогда редактором Владимир Алексеевич Попов, человек большой симпатии, веселый и интеллигентный. Частенько Попов заходил к нам. Однако дружбы не получилось, так как Владимир Алексеевич любил выпить”.
В Москве мои родители прожили до декабря 1928 года.
За эти годы отцом были написаны следующие вещи: рассказ “Голова профессора Доуэля”, роман “Остров погибших кораблей”, “Последней человек из Атлантиды”, “Человек-амфибия”, “Борьба в эфире”. Сборник рассказов. Все эти рассказы печатались в журналах “Всемирный следопыт”, “Мир приключений” и “Вокруг света”, а потом выходили отдельными сборниками или отдельными книгами. Писал отец не только под своей фамилией, но и под псевдонимами - А. Ром и Арбел, прибегая к этому в том случае, когда в одном номере журнала печатали сразу несколько его рассказов.
В декабре 1928 года родители обменяли две московские комнаты на ленинградскую отдельную четырехкомнатную квартиру на улице Можайского. Пока они жили в Москве, мамин отец вернулся из Крыма в Ленинград и, когда они приехали, поселился у них.
Александр Романович больше не служил, а занимался только литературой, продолжал сотрудничать в московских издательствах. Здесь он написал роман “Властелин мира”, “Подводные земледельцы”, “Чудесный глаз” и рассказы из серии “Изобретения профессора Вагнера”, “Гость из книжного шкафа”, “Хойти-Тойти”, “Человек, который не спит”.
По случаю родители купили чудную старинную мебель: кабинет и столовую. Теперь у отца был большой уютный кабинет. В нем стояли: шведская конторка, удобное кресло с откидной спинкой, большой плюшевый диван, рояль и полки с книгами и журналами.
19 июля 1929 года у моих родителей появилась вторая дочь, это была я. Папа называл меня своим вторым изданием, а старшую первым.
Отец писал только по утрам. По вечерам, а иногда и днем садился за рояль. Иногда, чтобы усыпить меня, мама клала на рояль подушку со мной, отец играл что-нибудь спокойное, и я засыпала. Но недолго длилось благополучие. Отец заболел воспалением легких, и доктор посоветовал ему покинуть Ленинград. Николай Павлович Высоцкий давно переманивал отца в Киев. И вот в сентябре двадцать девятого года мы переехали в Киев, на улицу Нестеровского, 25/17. Жизнь в Киеве была намного дешевле, а главное, там был климат, подходящий для всей нашей семьи. Все было бы хорошо, но оказалось, что издательства принимают рукописи только на украинском языке, а отец украинского не знал. Отдавать в перевод не было смысла.
Отец продолжал сотрудничать в издательствах Москвы и Ленинграда, но дальность расстояния до издательств отражалась на бюджете семьи. С пересылкой рукописей задерживался гонорар.
