Не прошло и получаса, как он вернулся. Неслышно подошел к Виктору, осторожно тронул за плечо.
— А! — вскинулся Виктор.
Табурет отлетел в сторону.
— Не время сейчас спать, — проворчал Дьякон. — Худые новости.
Виктор перевел дыхание, вложил меч в ножны и потянулся, отчаянно зевая. Встряхнулся, сгоняя сон. Легкий озноб заставил плотнее запахнуть куртку.
— Гонец прискакал, сотнику пакет привез, — сказал Дьякон.
— Какой еще сотник? — не понял Виктор. — Дружина подошла?
— Память отшибло? — рассердился Дьякон. — Сам здесь гарнизон ставил!
Виктор закусил губу. После битвы у Бастиона он собирался вывести дружинников из монастыря, но как-то за делами да хлопотами запамятовал. Плохо. А может, и не плохо.
— Кто здесь сотником? — спросил он, зашнуровывая куртку.
— Зовут Кириллом. Мужик тихий, людей в строгости держит.
— Не помню такого, — пробормотал Виктор. — Седой, что ли?
— Да нет, молодой. Худющий и длинный.
— А… — только и ответил Виктор.
Он вспомнил. Из новых и, кажется, дружок Александра. Соблазнительная мысль поднять сотню и увести с собой растаяла. Он хоть и забыл про гарнизон, да вот другие, видать, ничего не забывают. Что ж, может, по праву молодые сейчас вверх рвутся, не все же им в рядовых бойцах мечами размахивать!
— Суетиться не след, — говорил между тем Дьякон, — но и залечь тебе здесь не дадут. А ну как видел кто или коней заметил?
— Надо уходить, — согласно кивнул Виктор.
— Надо. Да не торопясь. Ее пока не буди, наверх поднимешься, запру вас там. А как стемнеет — дам лодку. Коней загодя переправят, велю к условному месту прямо сейчас полегоньку вести. Скажешь, куда. Отдохнете, перекусите, а на все остальное воля Божья.
Виктор прошел в трапезную. Ксения лежала тихо и дышала ровно. Когда он протянул руку, чтобы разбудить ее, она открыла глаза и пристально посмотрела на него.
— Погоня? — спросила она шепотом.
Виктор покачал головой и погладил ее по волосам. Дьякон неодобрительно хмыкнул и прикрыл дверь.
Когда он проснулся, день был в самом разгаре. В полуоткрытое окно сочился яркий солнечный свет, а у окна на резной скамейке сидела Ксения и расчесывала волосы. Заметив, что Виктор проснулся, она улыбнулась. Виктор нашел свою одежду аккуратно сложенной у изголовья. Никак не мог вспомнить, когда же он разделся.
На столе большой льняной салфеткой прикрыты печеные овощи, холодная рыба, серый рыхлый хлеб. Квас в большом глиняном жбане. Ксения сказала, что уже поела.
В дверь стукнули, и сразу за стуком вошли Дьякон и высокий монах в черной долгополой одежде.
— Поспал?! — не то спросил, не то утвердительно сказал Дьякон. — Вот и хорошо. Половина дружины снялась и ушла куда-то. Может, за тобой. И рад бы тебя приютить, да взаперти ведь сам не усидишь.
Внезапно настоятелю пришла в голову мысль, от которой он расцвел, заулыбался.
— Слушай! — вскинул он широкие рукава. — Что бы тебе схиму принять, а? В послушниках немного походишь, а до того я твой дух испытывать буду. Наложу епитимью за грехи прошлые — месяц безвылазно в келье просидеть, а келью запечатаю. Нужды в еде-питье знать не будешь. Из тебя хороший монах выйдет!
Виктор чуть не поперхнулся квасом. Откашлялся и сдавленным голосом поблагодарил Дьякона. А потом, глянув на Ксению, добавил:
— Может, когда-нибудь потом, попозже…
— Смотри, не опоздай! — разочарованно буркнул Дьякон. — Ладно, говори, куда коней вести?
Виктор задумался. Он не собирался на тот берег. Хотел выждать день-два, пока вернется ни с чем погоня по Рязанскому тракту, а потом, обогнув Москву с севера, идти на Рязань же. Хитер наместник рязанский, но поладить с ним можно. Сейчас дело менялось. И дружиннички гарнизонные рыщут, наверно, вдоль берега. Переправиться, а там…
И тут молнией сверкнуло воспоминание — крепкие невысокие строения, огромные подвалы, набитые всякой всячиной, затаенное место в необжитых краях. Когда же он последний раз был в своем кунцевском убежище? Да после Саратова, пожалуй, и не был! Интересно, найдет ли дорогу?
— Хорошо бы коней вместе с нами переправить, — сказал он и вопросительно глянул на Дьякона.
Тот пожевал губу, что-то прикинул.
— На плоту можно, — сказал монах. — Вниз, правда, снесет, к пепелищу.
Виктор поднял голову и взглянул на него. Голос показался знакомым. Пригляделся — вроде тот парень, что его и Месропа пленил. Но за год вырос очень. Глаза строгие.
— Все равно куда, — сказал Виктор.
Монах кивнул и вышел.
Дьякон присел к столу.
— Как дальше жить будешь? — спросил он.
Виктор пожал плечами.
— Несет вас, как былинку в поле. Сильный ветер поднимается… Настоятель сцепил руки перед собой. — Может, и впрямь последние дни наступают. Только не нам дано исчислить времена, в соблазн сей не впаду, сохрани Господь! А Сармат твой гордец! — Внезапно Дьякон распалился и даже грохнул кулаком по столу. — Возомнил, прах земной, себя невесть кем! Впали людишки в мерзость безверия, а он первым из мерзавцев возжелал стать! И ты такой же… — Он упер обличающий перст в грудь Виктора. — Злодейские времена наступают, и ты хочешь быть сильным среди злодеев, но зла тем не одолеешь.
— А чем его одолеть? — спросил Виктор, пряча улыбку.
— Так тебе все и скажи! — хитро прищурился Дьякон. — Оставайся поговорим, на путь истинный наставлю…
— Одному оставаться, или как?
— А… — Настоятель запнулся, глянул на Ксению, да так и застыл с открытым ртом.
Рыжие распущенные волосы огненным ореолом горели вокруг головы, рыжее пламя стекало на платье, обливало ее всю. Она стояла напротив окна, и дневной свет делал фигурку темной, почти тающей в потоке света.
— Жена, облаченная в солнце… — прошептал настоятель и медленно осенил себя крестным знамением. Затем перевел взгляд, исполненный сострадания и жалости, на Виктора.
— На все воля Господня! — еле слышно сказал он. — И ежели соединится семя зверя и блудницы, то так тому и быть!
Виктора пробрал легкий озноб. Он не понял, что хочет сказать Дьякон, но от слов его веяло страхом. Капли крупного пота выступили на лбу. Пальцы дрожали. Справившись с волнением, настоятель опустил глаза.
— Не удержать мне тебя, — глухо сказал он. — Путь твой темен, но ты пройдешь его до конца.
В дверь робко постучали, створка приоткрылась, и в комнату сунулась голова послушника.
— Что тебе? — спросил устало Дьякон.
Послушник вошел и, склонившись к его уху, негромкой скороговоркой что-то сказал. Дьякон кивнул, указал на дверь, а когда послушник удалился, озабоченно проговорил: