– А зачем ты вообще эту колбу взял? – спросила Wala, с удивлением разглядывая её.
– Не знаю, – честно ответил Yo-630. – Тогда знал. А сейчас проветрился, поиспарялся, и уже не знаю… Давай её спрячем пока?
Wala молча размахнулась и швырнула колбу об камень. Раздался глухой звон, и брызнули осколки.
– Ну зачем же так-то? – обиделся Yo-630.
– А затем! – зло ответила Wala. – Что хватит! Понимаешь? Хватит! Ты понимаешь, что мы сделали? Мы – сорвались!
– Ну… – растерялся Yo-630. – Вообще-то да…
– Вперёд! – Она решительно взяла его за манипулятор и потащила к воротам. – Упасть в ноги мастеру Zozo и каяться, каяться, каяться… И всё сначала… Труд и молитва. Иначе – гибель. Ты понимаешь?
Yo-630 ошарашенно кивнул.
За воротами Миссии оказалось тихо – похоже, все и правда спали. Yo-630 и Wala тихонько прошли через двор, вошли в обитель и стали подниматься по винтовой лестнице в башенку мастера Zozo. Сверху раздавался мерный грохот: «Бах! Бах! Бах!»
– И что мы ему скажем? – спросил Yo-630. – Он там за всех нас поклоны бьёт, а тут мы такие…
– А ничего не скажем! – огрызнулась Wala. – Он сам всё поймёт, на то и мастер. Посмотрит на нас – и всё поймёт.
Дальше шагали молча. Грохот становился всё ближе. Они остановились перед дверью.
– Стучись! – прошептала Wala.
– Почему я?
– Ты мужчина или ветошь, в конце концов?!
Yo-630 глубоко вздохнул, поднял манипулятор и аккуратно постучал.
«БАХ! БАХ! БАХ!» – грохотало за дверью.
– Откроет – сразу падаем к стопам! – скомандовала Wala. – Тогда меньше объяснять придётся.
Yo-630 постучал снова. Мастер Zozo продолжал бить поклоны. Ожидание стало нестерпимым. Тогда Yo-630 что было силы замолотил в дверь манипулятором. И вдруг она распахнулась…
Келья была крохотной, но казалось, что здесь пульсирует сама Вселенная. Здесь грохотало и сверкало, словно сам Господь сошёл с небес. Распахнув в шоке ротовые пластины, Yo-630 и Wala, как зачарованные, шагнули вперёд – к этому вспыхивающему алтарю внутри каморки. Но тут же оба споткнулись и упали, словно Господь с размаху уронил их, собираясь раздавить в гневе, искрошить, рассверлить…
Ритмичный грохот продолжался, вспышки на алтаре били всё так же ярко. А позади раздалось невнятное мычание. Первой опомнилась Wala. Она зашевелилась, обернулась – и вдруг вскрикнула. Yo-630 тоже обернулся – и увидел то, обо что они споткнулись.
Мастер Zozo лежал на спине, широко раскинув манипуляторы. Один его окуляр был почти закрыт, другой нелепо двигался взад-вперёд, поскрипывая червячной передачей. В громовых вспышках линза объектива казалась влажной и мутной.
– Ата… ма-а-ата… – бормотал мастер Zozo. – Зя… Зя… у мамы сирота-а-а…
Yo-630 в страхе кинулся к нему, забыв даже про алтарь и вспышки:
– Мастер Zozo! Мастер Zozo! Вам плохо?! У вас случился удар?!
Но тут почувствовал на плечевой пластине её манипулятор.
– Оставь его, – жёстко сказала Wala. – Обернись!
Yo-630 послушно обернулся. Wala подняла железный табурет и швырнула его в алтарь – туда, где сияло, где грохотали молнии. Раздался стеклянный звон, всё смолкло и потухло.
– Что это было? – прошептал Yo-630. – Что это всё значит?
– А это, – жёстко ответила Wala, подходя к столу, усыпанному битым стеклом, – если не ошибаюсь… Нет, я не ошибаюсь. Знай: это – эвдиометр. Установка по окислению водорода небесной громовой дугой! Вот это – баллон с водородом, вот это – кислород из окиси. А вот по этой трубке капает готовая вода – видишь, куда капает? В пустой баллон из-под масла. Ты помнишь его? Мы его возили менять на такой же, но с маслом.
Yo-630 перевел взгляд на мастера Zozo, затем – снова на разбитый стол.
– Пошли отсюда, – проскрипела Wala.
– Куда? – глухо произнес Yo-630.
– Кто куда, – тихо ответила Wala.
* * *
Казалось, прошла вечность. По крайней мере, несколько лет. Или дней. Хотя, может, часов. Наконец дверь отъехала в сторону, и появился рослый мастер с неровной лицевой пластиной, чуть румяной от ржавчины.
– Вы её родственник? – строго спросил мастер.
– Ну?! Что с ней?! – умоляюще крикнул Yo-630. – Не молчи!!! Ну?
– Что с ней… – медленно повторил мастер, стягивая рукавицы. – Пока ничего сказать нельзя. Мы сделали всё возможное, и теперь надо просто ждать. Это был очень сильный удар, все поршни, все главные шестерёнки… Очень сильный удар. Хотя надежда есть всегда.
– Кто её ударил?! Кто?!! – закричал Yo-630. – Я ничего не знаю!!! Мне сказали, что Wala попала в мастерскую, я тут же примчался и…
– Три дня назад она переходила улицу, и её сбил грузовик, – сухо ответил мастер.
– Подонок!!! – прошипел Yo-630, сжимая манипуляторы. – Мерзкий подонок!!! Наверняка сел за руль сырым!
– Да, – тихо кивнул мастер. – Да и она тоже.
– А вот этого не может быть!!! Мы расстались, поклявшись друг другу, что встретимся снова, когда с грехом будет покончено… Мы поклялись, что всё для этого сделаем!!! И я, и она….
Мастер посмотрел на Yo-630 усталыми окулярами и покивал головой.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Yo-630.
– Yo, вы ничем здесь ей не поможете. И повидать её сейчас нельзя – туда не пустят. Так что мой вам совет: идите домой и постарайтесь успокоиться. Если её состояние хоть как-то изменится – мы вам сразу сообщим.
Подходя к дому, Yo купил в ларьке колбу и почти бегом дошагал до парадного.
– Один глоток, чтобы успокоиться! – твёрдо сказал он. – И больше – никогда. Глоток – и колбу вдребезги! Глоток – и сразу вдребезги об камень! Клянусь! Или будь я проклят!
Он запрокинул голову и сделал ровно один большой глоток. Некоторое время стоял, прислонившись спинной пластиной к стене и чувствуя, как в груди бьётся поршенёк, а чёрная беспросветность отступает. А вместо беспросветности со всех сторон наплывает влажная надежда. Наконец он глубоко вздохнул, подтянулся и бойко затопал по лестнице в свою квартиру, слегка сутулясь и нелепо покачивая сжатой в манипуляторе колбой.
Василий Мидянин
Комплекс Марвина
Бобу Шекли, другу и учителю – с огромной благодарностью и бесконечной скорбью.
Рассказывают, что Тесей, проходя через Дельфы, маленький городок к западу от Коринфского перешейка, заглянул в тамошний салун, чтобы выпить кружку пива и закусить гамбургером. На стойке красного дерева валялась забытая кем-то газета; он взял её и принялся просматривать от нечего делать.
Роберт Шекли. Лабиринт Минотавра
Он был простым американцем, как пишут время от времени на надгробиях Арлингтонского кладбища.
Фамилия у него тоже была простая и крепкая, как стальной шкворень, – Марвин, а имя ему было, извините, Иезайя. За это ему следовало благодарить своих родителей, ревностных меннонитов из Оклахомы, которые воспитывали его до трёх лет. По истечении данного срока мистер и миссис Иезекиль Гомес были призваны в райские кущи вывернувшим из-за поворота автобусом, за рулём которого сидел пьяный водитель, поэтому религиозный опиум не успел пропитать сердце и мозг маленького Иезайи в достаточной степени. Оставшегося сиротой мальчика забрал к себе его дядя по материнской линии, дальнобойщик Сэм Марвин, который имел весьма отдалённое представление о религиозном поведении и проживал вдовцом в маленьком техасском городишке под названием, если не ошибаюсь, Кананера. За два десятка лет мистер Марвин вырастил из Иезайи свою чуть увеличенную копию, дал ему начальное образование, обучил водить машину и после того, как хронический алкоголизм низверг старика в геенну огненную, оставил парню в наследство простую и крепкую, как стальной шкворень, фамилию, профессиональные связи, разваливающийся дом, грузовик модели «Мак», лишайного дворового пса системы лабрадор и бесчисленные, бесчисленные долги.
