Я почувствовал, как мое сердце разгоняется, словно желая выскочить из грудной клетки.
— Брось, Антон, — сказал я. — Не надо убеждать меня в том, что наш мир полон зла и мерзости. Я и сам это знаю. Но помнишь, как пелось в одной старой песенке? «Есть в мире звезды и солнечный свет»... Так что мир этот — и не хорош, и не плох. Его надо воспринимать таким, какой он есть. По большому счету, в нем все, и в том числе то, что ты тут наговорил, целесообразно. Это — большая система, Антон, а в системе каждый элемент выполняет свою функцию. А если мы полезем в недра этой системы с паяльником и отверткой, то она может перестать работать!.. Вот почему я не хочу становиться Богом. Быть всемогущим, конечно, заманчиво, но это бессмысленно, потому что человечество нельзя изменить так, чтобы не нарушить чего-то важного, о чем мы, возможно, и не подозреваем!..
Антон разжал руки, и папка шмякнулась на пол, подняв облачко пыли из ковра. Газетные вырезки порхали в комнате, как опавшие листья.
— Ладно, — с неожиданным спокойствием произнес Антон. — Я понял тебя, Альмакор. Ты не желаешь менять мир. Что ж, вольному — воля. Только ведь ты уже изменил его однажды, причем не слабо. Смерти-то больше нет по твоей милости. И мир — уже не тот, каким был всегда.
— Ну и что? В конце концов, не такое уж это плохое изменение. Кстати, смерть все-таки осталась — ведь от старости и от болезней люди умирают по-прежнему. Единственное, в чем, на мой взгляд, Профилактика допускает ошибку — это в том, что пытается скрыть этот факт. А ведь люди рано или поздно все равно об этом узнают. Конечно, вначале будет определенная неразбериха, но потом, я думаю, все вновь придет в норму.
— Смотря что считать нормой, — скривился Антон. — Люди будут пытаться уйти из жизни любым способом, а твой запрет не позволит сделать им это. И меньше мучений на Земле точно не станет. Потому что смерть ушла, а боль и страдания от ран и неизлечимых недугов остались. И если раньше в таких случаях у людей всегда оставался последний выход, то теперь они обречены испивать свою горькую чашу до последней капли. Подумай об этом, Альмакор.
— У меня уже было время подумать. И я уже все для себя решил. Прощай, Антон.
Я повернулся, чтобы шагнуть из комнаты, но его голос остановил меня.
В этом голосе были боль и отчаяние — такие, которых я еще ни у кого не встречал. И еще — скрытая угроза.
— На твоем месте я бы не зарекался, дурачок, — изрек Антон.
И добавил:
— Неужели ты думаешь, что я не знаю, чем все это кончится? Я это знал еще вчера, когда мы с тобой сидели на скамейке в сквере. Ты тогда еще не ведал, что являешься для меня очень мощным стимулятором. А я этим вовсю пользовался. И пока мы с тобой болтали, я успел увидеть все возможные варианты развития событий. Ты можешь решить, что я опять пытаюсь тебя обмануть, но я говорю тебе чистую правду — твой отказ от создания Троицы все равно ничего не изменит.
Холодок пробежал у меня по спине от такого заявления. Я застыл на секунду, потом резко развернулся к Антону.
Он стоял, скрестив руки на груди, и его лицо было искажено странной, болезненной улыбкой.
— Ты все равно сделаешь это, — продолжал Антон. — Ты убьешь человека. Причем очень скоро. Они заставят тебя сделать это.
— Они — это кто?
— Твои бывшие коллеги по Профилактике. Они схватят тебя и вкатят в вену препарат, подавляющий волю. Затем превратят тебя в зомби по специальной методике, которой они, поверь мне, владеют не хуже спецслужб. Введут в твое подсознание программу, срабатывающую по ключевому слову или по другому критерию — например, на определенный запах или звук. Эта программа заставит тебя выразить соответствующее пожелание, когда они этого захотят. Все очень просто, Альмакор... Впрочем, у твоих коллег на вооружении есть и более изуверские способы принуждения. Например, «минирование». Привязывают в специальном бункере жертву к креслу, под которым установлено взрывное устройство. А провода от контактов детонатора выводят в соседнюю камеру, где ты будешь стоять с вытянутыми вперед руками. Соединяют контакты с каждой твоей конечностью так, чтобы взрывное устройство в бункере сработало, если ты опустишь руку или сойдешь с места. А стена, разделяющая вас, будет из высокопрочного стекла, выдерживающего взрывную волну, чтобы ты видел свою жертву... Вот так работают современные инквизиторы.
Неужели это — правда? Или этот тип решил пойти ва-банк и дал волю своей фантазии? Даже если он действительно — Всеведущий, это не значит, что он не может врать.
— Ты забыл добавить одно вводное словечко, Антон, — стараясь не выдавать своего замешательства, сказал я. — «Если». Если они меня схватят... А я не собираюсь даваться им в руки. К тому же, я смогу оставаться вне их подозрений столько, сколько захочу — ведь я знаю все их планы...
— А про меня ты забыл? — ухмыльнулся он. — Разве я не могу позвонить тому же Ивлиеву, едва за тобой закроется дверь, чтобы все рассказать ему? Или полагаешь, что мне не известен номер его личного мобильника?
— Ивлиев тебе не поверит, — процедил сквозь зубы я.
— Ничего, — ехидно осклабился он. — Я постараюсь быть убедительным. Тем более что мне будет нечего терять.
Я почувствовал, как моя спина покрывается холодным потом. Затем быстро сунул руку за спину, нащупывая за поясом рукоятку пистолета.
Я соврал Антону, сказав, что мне нечем орудовать, чтобы исполнить Условие. Собираясь на эту встречу, я предполагал, что оружие может мне пригодиться. Так оно и вышло.
Однако человек, стоявший напротив меня, не испугался при виде пистолета.
Он лишь понимающе покивал:
— Правильно мыслишь, Альмакор. У тебя нет другого выхода, кроме как убить меня. Иначе с моей помощью профилакты найдут тебя, куда бы ты ни спрятался от них. А раз так, то используй мою смерть с толком и не забудь после выстрела выразить заветное желание. Я даже догадываюсь, каким оно будет, представляешь?..
Пистолет в моей руке дрогнул и стал тяжелым и скользким.
А действительно, чего бы я мог пожелать? Вернуть людям смерть? Или мгновенно воскресить этого всезнайку, только выбить у него память о своем даре, как это было с Олегом?
Однако этот тип явно не боится получить пулю в лоб. Почему? Что он задумал? Может быть, на самом деле вообще все не так, как он мне преподнес? Нет ли тут какой-то ловушки? Может быть, он как раз и добивался того, чтобы я прикончил его? Может быть, именно в этом заключается истинное Условие нашего превращения в трехглавого бога?
И тогда я крикнул в отчаянии:
— Что ты ухмыляешься, подонок? Думаешь, ты загнал меня в тупик? И ты еще претендовал на роль Всевышнего? Ты, который способен на любую подлость ради достижения своих целей? Ты, который готов опуститься до шантажа лишь потому, что я посмел не согласиться с тобой? Ты напрасно думаешь, что у меня нет другого выхода. Нет, он у меня все-таки есть!
