Неправда. Абсолютная неправда, одернул он себя.
Жалость к себе ведет к самообману. На деле все наоборот: разрыв с Лейелом будет куда болезненней, чем уход из Библиотеки. Вот почему она с самого начала согласилась лететь на Терминус. Но мог ли он винить Дит за то, что она обрадовалась, когда ей не пришлось выбирать? Обрадовалась тому, что она останется и с Лейелом, и в Библиотеке?
Однако, хотя он и сумел выдавить из себя самые отвратительные мысли, вызванные окончательным отказом Гэри, в его голосе по-прежнему проскальзывали резкие нотки:
— Как ты поймешь, что эксперимент закончен?
Дит нахмурилась.
— Он никогда не закончится, Лейел. Они же настоящие библиотекари. Я не смогу взять их за хвосты, словно мышек, и рассовать по клеткам. В какой-то момент я просто выйду из игры и напишу свою книгу.
— Правда?
— Ты про книгу? Я писала книги раньше, думаю, справлюсь с этим и теперь.
— Я насчет того, что ты выйдешь из игры.
— Когда? Прямо сейчас? Это проверка моей любви к тебе, Лейел? Ты ревнуешь к моей дружбе с Ринджи, Анимет, Фин, Урик?
— Нет! Не обвиняй меня в детских, эгоистичных чувствах!
Но, прежде чем Лейел начал возражать, он понял, что возражения эти ложь.
— Иногда ревную, Дит. Иногда мне кажется, что с ними ты счастлива больше, чем со мной.
А поскольку он говорил честно, разговор этот остался разговором, а не перерос в ссору.
— Так оно и есть, Лейел, — откровенно призналась Дит. — Когда я с ними, я создаю что-то новое. И процесс этот вдохновляет, придает сил. Каждый день я открываю для себя что-то новое, в каждом слове, которое они произносят, в каждой их улыбке, каждой слезинке. Мы все чувствуем, что заняты самым важным в нашей жизни делом.
— И все это происходит без меня.
— Да, без тебя, Лейел. Но не считай себя посторонним. Потому что все это скорее раздражало бы меня, чем радовало, если бы каждый вечер я не приходила домой и не рассказывала тебе о том, чем занималась весь день. Ты всегда понимаешь, что все это значит, всегда готов помочь дельным советом, всегда можешь указать на ошибки.
— Я — твоя аудитория. Как родитель.
— Да, старичок. Как муж. Как ребенок. Как мужчина, которого я люблю больше всех на свете. Ты — мой корень. Я являю миру свои ветви и блестящие на солнце листочки, но прихожу сюда, чтобы сосать воду жизни из твоей почвы.
— Лейел Фоска — капиллярный источник. Ты — дерево, я — земля.
— В которой полным-полно удобрений.
Она поцеловала его. Поцелуем, напомнившим ему о днях юности. Его приглашали. И приглашение это Лейел принял с радостью.
Помягчевший под ними прямоугольник пола послужил им кроватью. Потом Лейел лежал рядом с Дит, обняв рукой ее талию, положив голову на плечо, лаская губами грудь. Он помнил, что когда-то ее груди, маленькие и твердые, стояли, словно два памятника. Теперь же, когда Дит лежала на спине, они расплывались, как две медузы.
— Ты — потрясающая женщина, — прошептал Лейел, щекоча губами кожу.
Их расползшиеся, дряблые тела теперь были способны на страсть, не доступную ранее. Тогда они могли похвастаться только потенциалом. Именно это мы любим в юных, сильных, крепких телах — потенциал.
Ныне ее тело многого добилось. Трое прекрасных детей сначала расцвели, а потом созрели на этом дереве, а потом покинули его и пустили корни где-то еще. Напряжение юности уступило место расслаблению плоти.
В их любовных утехах уже не было каких-либо ожиданий. Они дарили друг другу наслаждение.
— Это ритуал, знаешь ли, — прошептала Дит ему на ухо. — Техническое обслуживание общности.
— Значит — я всего лишь участник другого эксперимента?
— И достаточно удачного. Я проверяю, сохранится ли наша маленькая общность до того момента, как один из нас отойдет в мир иной.
— А если ты уйдешь первой? Кто тогда напишет статью?
— Ты. Но подпишешься моим именем. Я хочу получить за нее медаль Империи. Пусть и посмертно. Приклеишь ее к моему могильному камню.
— Я буду носить ее сам. Если ты настолько эгоистична, что готова переложить на меня всю работу, то не заслуживаешь ничего другого, кроме дешевой копии.
Дит шлепнула его по спине.
— Какой же ты противный, эгоистичный старикашка. Настоящую медаль или ничего.
Наверное, он заслуживал этого шлепка. Противный, эгоистичный старикашка. Если бы Дит только знала, сколь она права. Ведь был же момент в кабинете Гэри, когда он едва не отрекся от всего, что они делили пополам. Эти слова могли возвести между ними непреодолимую стену. Лететь на Терминус без нее! Лучше бы лишиться сердца, печени, мозга!
Как он мог подумать, что хочет лететь на Терминус?
Очутиться среди академиков, которых всю жизнь презирал, спорить с ними о том, какой должна быть Энциклопедия, Каждый из них боролся бы за свой крошечный клочок знаний, даже не пытаясь представить себе весь проект в целом, не понимая, что толку от Энциклопедии не будет, если она будет расчленена на клеточки. Это была бы не жизнь, а ад, и в конце концов он бы потерпел поражение, потому что любые перемены академикам чужды.
Здесь, на Тренторе, он еще мог чего-то достигнуть.
Может, даже ответить на вопрос об истоках человечества, по крайней мере, для себя. Возможно, она даже сумеет сделать это открытие достаточно скоро. И тогда эта информация попадет в "Энциклопедию Галактики" до того, как начнут рушиться границы Империи и Терминус будет отрезан от остального человечества.
И тут его словно громом поразило.
— Какой стыд!
— Это ты о ком? Обо мне?
— О Гэри Селдоне. Со всеми его разговорами о том, что задача его Фонда — создать "Энциклопедию Галактики".
— Осторожнее, Лейел. — Едва ли «кобы» имели возможность узнать, что происходит в квартире Лейела Фоски, но стопроцентной гарантии не дал бы никто.
— Он говорил мне об этом двадцать лет тому назад.
То был один из его первых психосторических прогнозов. Империя начнет рушиться на границах. Он спрогнозировал, что это произойдет при жизни следующего поколения. Тогда, конечно, это были грубые прикидки.
Теперь, полагаю, точность не превышает года. Может, и месяца. Естественно, базой для своего Фонда он выбрал Терминус. Планету, столь удаленную, что ее одной из первых отрежет от метрополии. От Трентора.
О Терминусе забудут сразу же!
— А что в этом хорошего, Лейел? Они ничего не узнают о новых открытиях.
— Что ты говорила о нас? Мы — дерево. А наши дети — плоды этого дерева.
— Я никогда этого не говорила.
— Значит, этот образ сложился у меня в голове.
Гэри сбрасывает свой Фонд на Терминус, как плод Империи. Чтобы со временем он вырос в новую Империю.
