Прошло одиннадцать лет. До возвращения героев осталось четырнадцать.
— Огромный срок для человека моего возраста, — сказал Куприянов. — Мне никак не дожить до их прилета. А как бы хотелось!
— Это зависит прежде всего от самого тебя, — ответил Козловский. — Тебе поручено сохранить жизнь всех, кого хотят увидеть Петр и Георгий. Исполняй же это поручение не только по отношению к другим, но и к самому себе. В том, что Широков очень хочет тебя увидеть, сомневаться не приходится.
Куприянов посмотрел на портрет Широкова, который вместе с портретами Синяева и покойного Штерна украшал стены служебного кабинета Козловского, и вздохнул.
— Легко сказать!
— И сделать. В крайнем случае последуй примеру Зинаиды Александровны Синяевой.
— Это еще, пожалуй, рано.
— Вот видишь! Что же ты брюзжишь?
Куприянов засмеялся.
— Очень уж сильно желание увидеть Петю и узнать, что такое Каллисто. А брюзжание — привилегия старости.
— Работай! — пожав плечами, сказал Козловский.
Поручение, о котором говорил бывший секретарь Курского обкома партии, существовало совершенно официально. На одном из заседаний «каллистянского комитета» возник вопрос о подготовке встречи звездолета, когда он вторично прилетит на Землю. Этот вопрос был поднят профессором Лебедевым несколько преждевременно, но Куприянов, воспользовавшись случаем, высказал давно мучившую его мысль, что к моменту возвращения Широкова и Синяева большинство их друзей и близких уйдут из жизни.
— Что же мы можем сделать? — спросил его академик Неверов.
— Воспользоваться теми познаниями, которые мы почерпнем из каллистянских медицинских книг. Известно, что каллистяне умеют приостанавливать деятельность организма, вызывать искусственную летаргию на неопределенное время. Синьг говорил, что таким способом можно сохранить жизнь человека на долгий срок. Правда, это не дает продления жизни, а только создает перерыв. У них самих такой перерыв почти не применяется.
— Но мы-то этого не умеем?
— Скоро будем уметь.
— Вполне понятно, что каллистяне не хотят этого «перерыва», как вы его называете, — заметил один из членов комитета. — Ничего привлекательного в нем нет.
— Для людей, близких Широкову и Синяеву, это выход, — возразил Куприянов.
— Значит, вы предлагаете усыпить, выключить из жизни на двадцать пять лет…
— Нет, — перебил Козловский. — Я понимаю мысль Михаила Михайловича так: надо взять здоровье определенного круга лиц под контроль нашего комитета и только в крайнем случае воспользоваться каллистянским рецептом.
— Совершенно верно, — подтвердил Куприянов.
Предложение встретило единодушную поддержку. Тут же была создана Комиссия жизни близких и руководство ею поручено самому Куприянову.
С тех пор прошло девять лет. Все намеченные «к сохранению во что бы то ни стало» находились под неусыпным наблюдением. Все были живы, за исключением Николая Емельяновича Синяева, который скоропостижно скончался от паралича сердца.
Год назад создалась угроза смерти матери Синяева. Старушка была очень плоха, и казалось, ничто уже не спасет ее — самого близкого Синяеву человека. Но к этому времени медицинские средства каллистян были уже основательно изучены, хотя и не проверены еще на практике. Куприянов предложил единственный выход — усыпить Синяеву по способу, применяемому на Каллисто.
Зинаида Александровна с радостью согласилась. Ей страстно хотелось увидеть сына.
Врачи пунктуально выполнили все указания неизвестного им автора каллистянской медицинской книги. Наука далекой Каллисто спасла жизнь матери своего гостя.
Странные вещи происходили с телом старой женщины, лежавшей в «мертвом сне». Оно заметно молодело: разглаживались морщины, темнели волосы, кожа приобретала блеск.
Прошло около года, и Зинаиду Александровну Синяеву стало трудно узнать. Семидесятилетняя женщина как будто превратилась в сорокалетнюю. Под стеклянным колпаком, вокруг которого тесно стояли необычайного вида аппараты, лежала без признаков жизни, но несомненно живая, далеко не старая женщина. Ее дети — сестра и братья Синяева — едва узнавали свою мать. Такой она была в годы их раннего детства.
Было совершенно ясно, что Георгий Николаевич, вернувшись на Землю, встретит мать более «молодой», чем оставил.
Совсем недавно опыт был повторен. Стареющий академик Лебедев также захотел испытать на себе действие омолаживающего сна. И снова все вышло так, как нужно. Рецепты каллистян действовали безотказно.
Новый способ «омоложения» вызвал глубокое волнение среди ученых всего мира. Каллистяне сами указывали, что «летаргия» не оказывает влияния на общий срок сознательной жизни человека, перерыв на нем не сказывается. Но было ясно, что именно здесь надо искать полное решение проблемы — дать человеку вторую молодость. Открывались грандиозные перспективы.
Куприянов и его ближайшие ученики и сотрудники целиком отдались изучению новой отрасли медицины. Но материалы, оставленные каллистянами, были не полными. Многое в механизме летаргии оставалось неясным. И, как ни сильно было желание подарить человечеству мощное средство борьбы со старостью, приходилось ждать вторичного прилета корабля каллистян.
— Через четырнадцать лет, — говорил Куприянов, — мы получим настоящего руководителя в нашей работе — Петра Аркадьевича Широкова. За три года пребывания на Каллисто он хорошо изучит каллистянскую медицину и, кроме того, привезет с собой все, чего нам не хватает сейчас.
Ожидание вторичного посещения Земли каллистянами стало еще нетерпеливее, чем раньше.
Если бы можно было спросить каллистян и тут же получить ответ. Увы! Это было совершенно невозможно!
Что может быть быстрее света? 300 000 километров пролетает он в каждую секунду. Но и свету нужно более восьми лет, чтобы преодолеть исполинское расстояние между Землей и Каллисто. Семнадцать лет в оба конца! Тяжелый разговор получился бы при таких условиях!
— Жаль, конечно, — говорили ученые, — но тут ничто нам не поможет.
И вдруг случилось!.
Невероятное! Невозможное? «Противоестественное»!.
12 сентября 19… года (золотыми буквами вошла эта дата в историю человечества) в Восточной Сибири и над территорией Северного Китая были замечены странные вспышки, точно маленькие взрывы, высоко в верхних слоях атмосферы.
День за днем (по счастью, стояла безоблачная погода) они появлялись с поразительной точностью, в один и тот же час.
Двадцать девять вспышек, пятнадцатиминутный перерыв, снова двадцать девять вспышек, опять перерыв — и еще раз.
