Я вышел в коридор и стал красться вдоль стены, заглядывая в каждую комнату. Сибрайта Эллисона я нашел в третьей слева.
Не будучи любителем эффектных сцен, я вошел просто, без театральных жестов и восклицаний. Это была библиотека. Эллисон, в шелковом темно-бордовом халате, восседал на диванчике — читал, покуривая сигару. Справа от него, на низком столике стоял стакан темного вина. Когда моя тень упала на него, он поднял глаза и улыбнулся.
— А, Перри! И точно вовремя.
Я не собирался подыгрывать ему и спрашивать, что он имеет в виду, говоря «точно вовремя». Я просто задал самый главный для меня вопрос:
— Где она?
— Здесь. И ей тут вполне хорошо. Поверьте мне, никто не намерен обижать ее.
— Анни удерживают здесь насильно и принуждают делать то, чего она делать не желает!
— Позвольте заверить вас, ее помощь будет чрезвычайно щедро оплачена, — сказал Эллисон. — И, коль скоро мы заговорили о вознаграждении, хочу заметить: ваши усердные труды не будут забыты.
— Помнится, вы обещали мне особое вознаграждение, если я убью Гризуолда, Темплтона и Гудфеллоу. У меня сейчас руки чешутся. Ваше обещание в силе?
Он слегка побледнел, но выдавил из себя улыбку.
— Вынужден огорчить вас: мои тогдашние слова утратили силу несколько месяцев назад, когда я пришел к соглашению с вышеперечисленными особами.
— Стало быть, вы теперь заодно? — спросил я.
— Более или менее.
— И фон Кемпелен здесь?
— Да. Однако же вы времени не теряли и недурно осведомлены обо всем. Желаете стаканчик шерри?
— Охотно выпью, если вы мне кое-что расскажете.
— Извольте, молодой человек. Что именно вы хотите услышать?
Эллисон достал еще один стаканчик-наперсток и наполнил его — до половины.
— Вы говорите, что хорошо заплатите Анни, — начал я. — Однако то, что она делает, она делает вопреки своей воле!
— Но для ее же собственного блага! И я могу это доказать.
Я сделал глоточек шерри.
— Ну так докажите.
— Я имею в виду ее долю в большом капитале — точнее говоря, в громадном капитале…
— Ясно. А что касается Эдгара По?
Эллисон встал. Размахивая дымящейся сигарой, он стал прохаживаться по комнате.
— Что вам сказать об этом Эдгаре По? — проговорил он. — Если вас — и Анни — угораздило подружиться с ним, то могу только пожалеть вас. Мне действительно жаль вас. Однако ваши крайне своеобразные отношения, увы, не могут длиться вечно.
— Да ну! Вы так полагаете?
— Да, я так полагаю.
Эллисон кивнул, нарочито игнорируя мой насмешливый тон. Он вел себя так, как будто я во всем с ним соглашался.
— Ваши крайне своеобразные отношения не могут продолжаться по очень простой причине. По более не существует — по крайней мере в этом, нашем мире, мире практических дел. Ему предназначено идти своим путем, а мы пойдем своим. Он сам выбрал путь мечтателя — ни я, ни вы тут ни при чем.
— Однако наше разлучение — ваших рук дело!
— Помилуйте, юноша, вины тут моей никакой! Да-да, здесь ни грана моей вины! Мир фантазий и мир практический, они изначально несовместимы.
Я допил шерри и отставил стаканчик.
— Я хочу видеть ее.
— Извольте, никаких возражений, — сказал Эллисон. И жестом пригласил меня следовать за собой.
Из библиотеки мы прошли в другую комнату, где также было много книг и картин. Эллисон пересек эту комнату, не останавливаясь. Я же остановился как вкопанный у картины в нише слева. Это был портрет женщины с огромными темно-серыми глазами и с вьющимися волосами. На ее голове был давно вышедший из моды капор, с округлых плеч струилось платье времен Империи — с цветочным узором. Я не мог отвести взгляда от этих загадочных огромных глаз, ласкал взором темные каскады ее волос.
— Идемте же, — с порога позвал меня Эллисон.
— Сибрайт Эллисон — это имя напоминает сценический псевдоним, — произнес я. — Вы когда-нибудь играли на сцене?
Его глаза сузились.
— Быть может. С какой стати вы спрашиваете, юноша?
Я в свою очередь внимательно уставился на него. Этот портрет был увеличенной копией миниатюры, с которой я не расставался всю жизнь. На этой миниатюре была изображена моя мать — Элизабет. Я сомневался, что Эллисону известно о существовании миниатюры и что я ее владелец.
— Эта леди кажется мне странным образом знакомой, — сказал я.
Он пожал плечами.
— Портрет достался мне от прежних владельцев. Я оставил его, чтобы не пустовал простенок.
Голова моя закружилась. Со времени нашей первой встречи с этим человеком многое повергало меня в оторопь. Но сейчас я был ошеломлен как никогда.
— Ах, вот оно что, — промолвил я и наконец оторвал свой взгляд от портрета.
Он прошел в следующую комнату — зал с высоким потолком, где, помимо множества книг, было изрядное количество произведений искусства и коллекция оружия. Я же на секунду задержался, пальцем стер густой слой пыли с подписи под портретом.
Моим глазам предстало имя: «Элизабет Арнольд».
Я поспешил вслед за Эллисоном.
Да, то было имя моей матери — хотя мне не требовалось читать подпись, чтобы узнать в этой актрисе собственную мать. Если он — тот самый мужчина, что бросил ее…
Но ведь это чужой мир — не тот мир, где я родился. А стало быть, он — сбежавший отец По, а не мой. Более того, события на этой Земле и на моей Земле совпадают далеко не во всем, а потому никогда мне не узнать истины — правда ли, что он сознательно пожертвовал своим сыном ради получения сокровищ. Как не узнать и того, был ли мой отец похож на Эллисона — там, в моем родном мире.
— У вас тут мило, — сказал я, догоняя хозяина Арнхейма.
Теперь мы прошли под дверной аркой в готическом стиле, задрапированной красно-голубой материей. Я сообразил, что мы движемся по галерее — анфиладе комнат, опоясывающей дворец.
— А вы не помните своих родителей? — спросил Эллисон через некоторое время.
— Можно сказать, не помню. Я потерял их в очень раннем возрасте.
Мы дошли до конца галереи и повернули направо, из углового зала вышли во внутренний двор, где отдыхало несколько десятков вооруженных людей, державшихся двумя группами.
— Это что за армии на постое? Эллисон рассмеялся.
— Моя армийка и их армийка. Стоят тут, чтоб никто из нас ненароком не напроказил.
— Выходит, вам пришлось установить перемирие и объединить капиталы, дабы удовлетворить аппетиты фон Кемпелена?
Он кивнул.
— Да, этот немец умеет торговаться.
— Будь я на его месте, я бы привел с собой свою собственную армийку, чтобы все было по-честному и никто из вас «не напроказил».
