Мы представились по-английски.
Гостям он обрадовался вполне искренне. Мне твердо пожал руку. Кате облобызал пальчики, на что она, польщенная, сделала книксен, который довольно смешно смотрелся в камуфлированной полевой форме с громоздкими тяжелыми берцами.
Представился он также по-английски, правда немного чопорно:
– Зоран Дундич, артист и сербохорват, – и, лукаво посверкивая цыганским глазом, ждал реакции. Видно было, что это у него «дежурная котлета».
– В смысле языка? – спрашиваю.
– Нет, в смысле национальности. Отец – хорват, мать – сербка. За ленточкой жизнь прожил практически в Италии. Так что, если вам будет удобно, могу общаться с вами по-итальянски, на родном сербохорватском, в обеих его ипостасях, по-французски тоже, но хуже.
– А на русском? – спросила Катя.
– Аз могу, – Зоран сразу перешел на русский, с некоторыми вкраплениями сербских слов, – но не подробно. А что улицей стоим? Прошу за мной.
Он провел нас через калитку, и мы оказались на небольшой вымощенной брусчаткой площадке, ограниченной с одной стороны воротами, с другой – гаражом на две машины. Справа – каменным забором, слева – палисадником с цветами и садовой скамейкой-качалкой под маркизой.
Потом прошли между домом и гаражом в глубь молодого сада, где нас усадили в деревянную решетчатую беседку, увитую виноградом. Там были самодельный деревянный стол и лавки вдоль стен.
– Одну минуту, – извинился хозяин, усаживая нас в этом строении, – сегодня как раз тот день, когда я без прислуги. Так что, одну минуту ожидания, и я в полном вашем распоряжении.
С этого места открывался прелестный вид на океан. Деревья в саду изначально были посажены так, чтобы этот вид из беседки не загораживать.
Любуясь океаном, я спросил Катю:
– Ну как тебе этот фотограф?
– Никак. Он педик, – фыркнула девушка в ответ.
Дальнейшее развитие обсуждения этой темы прервал сам гостеприимный хозяин, который с видом заправского циркача-эквилибриста принес литра на три домоджану[53] и два медных подноса с закуской и стаканами. Быстро расставив все это на столе, присел сам, разливая черное вино в турецкие стеклянные стаканы.
Ну-у-у… такие… пузатенькие… из которых азербайджанцы чай пьют. Вот.
Из закуски в наличии были хлеб, брынза, мед в сотах, какой-то порезанный фрукт и соленые маслины.
– Мед откуда? – удивилась Катя.
– Местный, – улыбнулся Зоран. – Есть тут под городом пасека. Словенцы держат. Мои хорошие знакомые. Вы его лучше пробуйте, чем лицезреть. – Он подал Кате ручкой вперед короткий столовый нож. – Такого вкуса вы, уверен, не пробовали никогда.
Мед действительно имел очень богатый, но несколько специфический вкус, немного острый, как бы с перчинкой, и не такой приторный, как на Старой Земле. Но все же это был мед. Слегка похожий на староземельный, собранный с горных трав Алтая.
– Божественно, – отметил я, когда, прокатав по небу «млеко пчел», украдкой выплюнул в ладонь комочек воска. – Беллиссимо. На этом здесь можно состояние сделать.
– Они тоже на это надеялись, но пока не получается у них, – грустно сказал Зоран. – При пересечении Ворот только один рой уцелел. Остальные в течение месяца окочурились. И вот уже два местных года прошло, а пчелы не роятся, хотя матка их производит исправно. Приходится каждые полгода новый улей колотить. Немного больший по размеру. Сейчас он уже больше термитник напоминает. Урбанистический.
– Грустно это, – сказала Катя.
В ответ Зоран покачал головой, соглашаясь.
– А с чего нектар пчелы собирают? – заинтересовался я проблемой.
– С окрестных трав, которые рогачи едят. Там так устроено, что каждый месяц что-либо да цветет. Как на Ядране[54]. Но что мы на пчелах зациклились? Предлагаю выпить за знакомство. На здрав!
Вино было очень хорошим, хотя и самодельным.
– Вранец? – спросил я, ставя пустой стаканчик на стол.
– Вранац[55], – поправил меня довольный Зоран. – Свой. Домашний. Уже новоземельный. Это прошлогодний урожай.
– Отличное вино, – произнесла, слегка причмокивая, понимающая в этом вопросе Катя, – но что-то я виноградника у вас не увидела.
– А он там, – махнул рукой Зоран в сторону моря, – дальше вниз по склону, за садом. Отсюда его не видно. А вот от того дерева – вполне. Если интересно, то я вам его покажу.
Так, отставить смотрины. Мы сюда по делу приехали, а не вино пьянствовать. Чую, что Зоран сам набиваться на работу не будет. Гордый.
– Вообще-то мы к вам по делу, – набрался я серьезного тона.
– Не убежит же от нас дело, – весело улыбнулся Зоран.
По всему выглядело, что ему наша неожиданная компания нравится, и он явно настроен на продолжение банкета. Мне он тоже был симпатичен. Как человек, не как мужчина. Не подумайте лишнего.
– В том-то и дело, что убегает, – вздохнул я. – Сроки жесткие.
– И что вам понадобилось от артиста, если не хотите общаться с виноделом?
– Фотографии.
– С выездом? – деловито осведомился сербохорват.
– Нет, мне Линда сказала, что у вас тут хорошая студия.
– Если Линда так сказала, значит, так оно и есть, – с гордостью ответил Зоран, щелкнув пальцами. – Аз имам хорошая студия, даже косой подиум имам. Но не стоит бросать уже налитое вино. Примета плохая. Молям, – поднял он свой стакан.
Мы допили разлитое вино и пошли вслед за Зораном через сад в отдельно стоящее здание без окон, своим внешним видом напоминающее каменный сарай, однако со стеклянной крышей.
Внутри залитого солнечным светом просторного помещения с высоким потолком, напоминавшего мастерскую художника, стояло несколько разнокалиберных штативов, а по стенам – шкафы с прикрытыми дверцами. С потолочных балок свисали гроздьями разнообразного размера софиты. В торцевой стороне комнаты был подиум со скошенной частью подмостков, на которых лежала брошенная и не убранная стремянка.
– Здесь я могу делать все, – объявил Зоран, – и готов выслушать, что именно вам от меня надо. Вы понимаете разницу между перформансом и инсталляцией? – начал Зоран задирать нос.
– Конечно, – тут же откликнулся я. – Перформанс – это когда художник сам испражняется посередине зала на виду у публики, а инсталляция – это когда зрителей запускают в зал любоваться, а художник уже ушел.
– М-да, интересная трактовка, – почесал Зоран свою бороденку правой рукой, оперев ее локоть на кисть левой. – Тогда что вам нужно?
– Шоу.
– Шоу? – Зоран выгнул левую бровь.
– Да, шоу, – утвердительно кивнул ему головой. – Это когда художник заставляет испражняться на публике нанятую актрису.
Зоран мелко захихикал. Отлично, шутка юмора удалась.
– А если серьезно, – продолжил я, развивая свою мысль-заказ, – то мне нужен календарь. Первый красочный художественный календарь Новой Земли. На одиннадцать листов. То есть от вас потребуется всего одиннадцать фотографий. Постановка, естественно. Но качеством не хуже той вашей фотографии, на которой бабушка с котом вяжут лук.
И смотрю на реакцию фотографа.
А Зоран улыбается, заразно так, что у меня самого лыба на лицо вылезла.
– Я счастлив, что вам понравилась моя лучшая работа, – поклонился Зоран, немного вычурно, и ножкой шаркнул. – Во сколько красок вы собираетесь печатать свой календарь?
– Ваш календарь, – парировал ему реплику.
– Мой календарь? – удивился Зоран.
– А чей же еще? – спросил я его несколько притворно. – Кто тут из нас знаменитый маэстро: я или вы?
– Ну, раз так… – Зоран был немного озадачен. – Тогда повторю вопрос: во сколько красок вы собираетесь печатать наш календарь и где?
– Здесь, в Порто-Франко. В типографии Линдера. В одну краску.
– Как календарь Пирелли?[56] – усмехнулся Зоран.
– Лучше, чем календарь Пирелли, – ухмыльнулся я в ответ. – У вас будут настоящие модели, а не сушеные воблы Пирелли, эти жертвы анорексии[57].
– Вы сможете предоставить мне такие модели, как Водянова? – Зоран сверкнул глазом, явно издеваясь надо мной. Он, видимо, считал такую задачу для меня непосильной.
– Лучше, чем Водянова, – широко улыбнулся я, торжествуя.
И мы все трое задорно рассмеялись.
– Если модели будут лучше, чем Водянова, то я вам сделаю всю работу практически бесплатно, – щелкнул Зоран пальцами, – скажем, по сто экю за фотографию. Идет?
– Идет, – я протянул ладонь, которую тут же пожал Зоран. – Разбей, – сказал я Кате.
Она подскочила и ребром ладони развела наши руки.
– А теперь раздевайся, – сказал я ей.
Катя округлила глаза. И стоит, изображая тормоз в профиль.
– Раздевайся, говорю, – повторяю ей. – Ты – первая фотомодель этого календаря.
– Какая тема календаря? – не унимался Зоран.
В Кате он видел пока только мешковатого патрульного в мятом камуфляже, пусть и с красивым личиком, и не обращал на нее особого внимания.
