Тем не менее, науке следует быть поосторожнее, избегая раздражать общественное мнение. Народ очень легко обратить в какую-то веру - и Отис Элдредж в своих выступлениях опасно близко подошел к этому, утверждая, что именно науке мир обязан всеми ужасами Второй Мировой. Он мог бы добавить, что наука опережает культуру, а технология обгоняет социологию, и такой дисбаланс способен привести мир к гибели. Даже я склонен порой думать, что это не так уж далеко от истины.
Да знаете ли вы, что может произойти, если такая точка зрения победит? Научные исследования могут оказаться под запретом; даже если дело не зайдет так далеко, то уж несомненно попадут под такой строгий контроль, что все наши усилия пропадут даром. От этого бедствия человечество оправится разве что через миллионы лет.
И все это может обрушиться на нас именно благодаря вашему испытательному полету. Вы вызвали такой гнев общественности, что теперь людей будет трудно успокоить. Я вас предупредил, Джон. А выбор оставляю на ваше усмотрение.
На мгновение установилось полнейшее молчание, потом Харман заставил себя улыбнуться.
- Ну и ну, Говард, вы позволили теням на стене победить себя. Зачем вы пытаетесь мне доказать, будто в самом деле верите, что весь мир готов погрузиться во мрак нового Средневековья? Ведь все разумные люди, что бы там ни было, всегда стояли на стороне науки, разве не так?
- Может, такие и есть, но много ли их останется, если все пойдет так, как я предвижу? - Уинстэд достал из кармана трубку, неторопливо набил ее и только тогда продолжил. - Два месяца назад Элдредж сформировал Лигу Праведников ЛП, как они сокращенно ее называют, - и с тех пор она невероятно разрослась. Только в Соединенных Штатах она насчитывает около двадцати миллионов членов. Элдредж похваляется, что после ближайших выборов Конгресс окажется в его руках, и это похоже на правду. Уже наблюдается активный нажим в поддержку билля, ставящего все ракетные эксперименты вне закона. Постановления такого рода уже приняты в Польше, Португалии и Румынии. Да, Джон, мы чертовски близки к началу гонений на науку.
Только теперь он закурил, делая быстрые, нервные затяжки.
- Но если мне удастся, Говард, если мне удастся! Что тогда?
- Ха! Вы сами знаете свои шансы на успех - один из десяти.
- Какое это имеет значение? Следующий учтет мои ошибки, его шансы возрастут. Таков научный метод.
- Толпу не интересует научная методология, она ее и знать не желает. Ну, так что вы ответите? Согласны отложить старт?
Харман резко вскочил на ноги, кресло с грохотом отлетело в сторону.
- Да вы понимаете, о чем просите? Вы хотите, чтобы из-за какой-то чепухи я отказался от мечты? Или вы думаете, я соглашусь отойти в сторону и подождать, пока ваша ненаглядная общественность соизволит высказать одобрение? Неужели вы считаете, что они способны измениться еще на моем веку?
Вот мой ответ: я обладаю неотъемлемым правом преумножать знания. Наука обладает неотъемлемым правом развиваться и совершенствоваться без помех. Мир, стремящийся мне помешать, заблуждается; истина на моей стороне. И пусть путь вперед нелегок, но от своих прав я не откажусь.
Уинстэд печально покачал головой.
- Вы заблуждаетесь, Джон, когда говорите о неотъемлемом праве. То, что вы называете правом - всего-навсего привилегия, одобренная большинством. Лишь то, что устраивает общество, становится правом; а то, что не устраивает, оказывается заблуждением
- И ваш дружок Элдредж согласен с подобным обоснованием его, с позволения сказать, праведности? - горько поинтересовался Харман.
- Он, может быть, и нет, но к делу это не относится. Возьмем, к примеру, те африканские племена, что были склонны к людоедству. Воспитанные на каннибализме, они обладали древними традициями каннибализма и их общественное мнение с одобрением относилось к подобной практике. Для них людоедство было неотъемлемым правом. Так что сами можете убедиться, сколь относительны все понятия и сколь несостоятельна ваша концепция неотъемлемых прав на проведение эксперимента.
- Знаете, Говард, вы предали свое призвание, не став юристом, - Харман не на шутку разозлился. - Вы готовы витийствовать, используя любые побитые молью аргументы. Господи, вы пытаетесь доказать, что отказаться бежать вместе с толпой - преступление? Вы что же, за полное единообразие, посредственность, ортодоксальность, банальность? Да наука зачахнет от начертанной вами программы скорее, чем от запретов правительства!
Харман поднялся, обвиняюще указуя перстом на собеседника.
- Вы предаете и науку, и традиции ее прославленных бунтовщиков - Галилея, Дарвина, Эйнштейна и многих-многих других. Моя ракета стартует завтра, как и было намечено - назло вам, назло всем прочим напыщенным ничтожествам Соединенных Штатов. Я сказал все, и более выслушивать вас не намерен. Я вас не задерживаю.
Директор Института побагровел и повернулся ко мне.
- Вы свидетель, молодой человек, что я предупреждал этого упрямого дурака, этого... этого безрассудного фанатика.
Он пробормотал еще что-то невразумительное и удалился размашистыми шагами, с видом нескрываемого возмущения.
Когда он исчез, Харман повернулся ко мне.
- Ну, что ты об этом думаешь? Полагаю, согласен с ним? Существовал лишь один возможный ответ, которым я и воспользовался:
- Вы платите мне за работу, босс, а не за что-то другое. Я остаюсь с вами. Тут-то и появился Шелтон, и Харман немедленно засадил нас за очередную сверку расчетов полетной орбиты, а сам решил вздремнуть.
Следующий день, пятнадцатое июля, начинался и незапятнанном великолепии. И Харман, и Шелтон, и я пребывали чуть ли не в веселом расположении духа, когда, сопровождаемые внушительным полицейским эскортом, пересекли Гудзон, направляясь к "Прометею", сверкающей громадой выраставшему перед нами.
Вокруг него, остановленная на безопасном расстоянии шнурами, шевелилась гигантская толпа. Большая часть ее была настроена неприязненно, если не сказать враждебно. Честно говоря, выкрики и проклятия, донесшиеся в те минуты, пока полицейский эскорт расчищал нам дорогу, почти заставил меня увериться в правоте слов Уинстэда.
Но Харман был спокоен, разве что однажды высокомерно усмехнулся в ответ на возглас: "Вот он, Джон Харман, Сын Сатаны!" Он спокойно распределил между нами предстартовую работу. Я занялся осмотром корпуса. Шелтона отправили проверять топливные системы. Сам Харман тем временем облачился в неуклюжий скафандр, проверил его исправность и объявил, что готов.
Толпа заволновалась. На помост, поспешно сооруженный из досок, быстро подаваемых откуда-то из толпы, поднялась впечатляющая фигура - высокий, худощавый человек с тонким аскетическим лицом, глубоко посаженными, полыхающими глазами, увенчанный густой седой гривой. Это был сам Отис Элдредж. Он сразу же привлек к себе внимание. Многие приветственно закричали. Энтузиазм нарастал, вскоре вся человеческая масса хрипло горланила в его честь.
