— Возможно.
— Ну, что ты сделал дальше?
— Я позвонил в его компанию МТК.
— И что тебе сказали?
— Сказали, что у него была депрессия после смерти жены.
— Логично.
— Не уверен, — ответил Уонека, — потому что я звонил Траубу домой. И говорил с управляющим. Жена старика умерла год назад.
— Значит, это произошло в преддверии годовщины ее смерти, ты согласен? Джимми, так чаще всего и бывает.
— Думаю, что мне стоит сгонять и поговорить с народом из Исследовательского центра МТК.
— Зачем? Он находится в двух с половиной сотнях миль от того места, где нашли этого парня.
— Я знаю, но…
— Что «но»? Сколько у нас ежегодно туристов теряется в резервации? По трое-четверо в год, так? В половине случаев они умирают, верно? Или умирают потом, верно?
— Да…
— И это всегда происходит по одной из двух причин. Либо эти люди — новомодные психи из Седоны, приехавшие, чтобы пообщаться с богом орла, и застрявшие там из-за того, что сломался автомобиль. Либо они пребывают в депрессии. Или то, или другое. А этот старикан пребывал в депрессии…
— По их словам…
— …Из-за смерти жены. Да, я верю этому. — Карлос вздохнул. — Одни парни впадают в депрессию, другие — в восторг.
— Но есть кое-какие вопросы, оставшиеся без ответа, — продолжал гнуть свое Уонека. — Чертеж и керамический чип…
— Джимми, всегда находятся вопросы, не получившие ответа. — Чавес, прищурившись, взглянул на него. — В чем дело? Ты стараешься произвести впечатление на эту симпатичную маленькую докторшу?
— Какую маленькую докторшу?
— Не притворяйся. Ты знаешь, о ком я говорю.
— Черт возьми, нет. Она считает, что в этом случае нет ничего необычного.
— Она права. Брось это.
— Но…
— Джимми, — Карлос Чавес вскинул голову, — послушай меня. Брось это.
— Ладно.
— Я говорю серьезно.
— Ладно, — сказал Уонека, — ладно, я брошу это.
* * *
На следующий день полиция Шипрока задержала компанию тринадцатилетних подростков, раскатывавших в автомобиле с номерами Нью-Мексико. В перчаточном ящике лежали права на имя Джозефа Трауба. Дети сказали, что нашли автомобиль на обочине дороги за Корасон-каньоном, а в зажигании торчали ключи. Дети пили пиво и залили им весь салон, так, что все внутри было липким.
Уонека не дал себе труда поехать осматривать машину.
* * *
Еще днем позже ему позвонил отец Гроган.
— Я проверил то, что вы просили, — сказал он. — Нигде в мире нет никакого монастыря Пресвятой Девы с таким французским названием — Сен-Мер.
— Хорошо, — ответил Уонека. — Благодарю вас.
Именно этого он, в общем-то, и ожидал. Еще один тупик.
— Некогда монастырь с таким названием существовал во Франции, но он сгорел дотла в четырнадцатом веке. Теперь от него сохранились только руины. Там проводят раскопки археологи из Йельского и Тулузского университетов. Но, насколько мне известно, там мало что сохранилось.
— Н-да… — Уонеке сразу же пришли на память глупости, которые старый чудак болтал перед смертью. Эта рифмованная бессмыслица. «Во Франции Йель не откроет дверь…» Что-то в этом роде.
— Где это? — поинтересовался он.
— Где-то на юго-западе Франции, неподалеку от реки Дордонь.
— Дордонь? — переспросил Уонека. — Как это будет по буквам?
Слава прошлого — это иллюзия.
Так же как и слава настоящего.
Эдвард Джонстон
Вертолет углубился в плотную завесу густого тумана. Диана Крамер тревожно заерзала на заднем сиденье. Всякий раз, когда туман чуть рассеивался, она видела очень близко под собой верхушки деревьев. Наконец она не выдержала:
— Разве нам нужно держаться так низко?
Андре Марек, сидевший впереди рядом с пилотом, рассмеялся.
— Не волнуйтесь, это совершенно безопасно.
Но Марек не казался человеком, которого могло хоть что-нибудь волновать. Ему было двадцать девять лет от роду, он был высоким и очень сильным; под его футболкой играли рельефные мускулы. Конечно, никому не могло бы прийти в голову, что он доцент истории Йельского университета. И к тому же заместитель руководителя проекта «Дордонь», куда они сейчас и направлялись.
— Этот туман уже через минуту разойдется, — сказал Марек.
В его речи лишь слегка угадывался родной голландский акцент.
Крамер знала о нем все: Марек, выпускник Утрехтского университета, был представителем новой породы историков-"экспериментаторов", намеревающихся возродить элементы прошлого, собственноручно погрузиться в них и таким образом добиться лучшего понимания. Марек был фанатично предан этой идее; он детальнейшим образом изучил средневековую одежду, ремесла и язык. Не исключено даже, что он был в состоянии принять участие в рыцарском турнире. Глядя на него, Крамер могла в это поверить.
— Мне странно, — сказала она, — что с нами нет профессора Джонстона.
Крамер на самом деле рассчитывала иметь дело с Джонстоном лично. Ведь, в конце концов, она была высокопоставленным представителем компании, которая финансировала их исследования. И протокол требовал, чтобы ее встречал Джонстон собственной персоной. Она намеревалась взяться за его обработку уже в вертолете.
— К сожалению, у профессора Джонстона на этот день была назначена другая встреча.
— Да?
— С Франсуа Беллином, министром памятников старины. Он прибывает из Парижа.
— Понимаю. — Крамер сразу почувствовала облегчение. Конечно же, Джонстон должен был прежде всего уделить внимание властям. Проект «Дордонь» полностью зависел от хороших отношений с французским правительством. — А что, появились проблемы? — спросила она.
— Не думаю. Они старые друзья.
Вертолет вырвался из тумана в светлое солнечное утро. Каменные сельские дома отбрасывали длинные тени.
Когда они пролетали над одной из ферм, гуси во дворе всполошились и женщина в переднике погрозила вертолету кулаком.
— Она нам не рада, — сказал Марек, указывая на крестьянку своей мощной рукой.
Крамер, сидевшая позади него, надела солнечные очки.
— Конечно, ведь сейчас только шесть утра. Почему мы вылетели так рано?
— Из-за света, — объяснил Марек. — Ранние утренние тени подчеркивают контуры, выделяют различные кочки и тому подобное. — Он ткнул пальцем себе под ноги. К передним стойкам шасси вертолета были прикреплены три массивных желтых кожуха. — Прямо в данный момент у нас с собой стереовидеокамера, инфракрасная и ультрафиолетовая камеры и радар бокового обзора.
