Однажды Корбелл спросил:
— Пирсса, ты знаешь, что такое империя водной монополии?.. Нет? А жаль. Монополией на воду владели многие древние цивилизации: Древний Египет, Китай, ацтеки... Правительство, полностью контролирующее ирригацию, есть водная империя. Раз Государство владеет энергией, значит, запасы чистой воды тоже принадлежат ему, так? При населении в двадцать миллиардов...
— Конечно. Мы строили дамбы, меняли курс рек, получали из воды дейтерий для станций синтеза и отдавали оставшуюся воду людям. Государство не могло отдыхать: полмира умерло бы от жажды.
Корбелл задумчиво произнес:
— Когда-то я спрашивал тебя, просуществует ли Государство пятьдесят тысяч лет.
— Не просуществует.
— Теперь я думаю, что оно проживет и семьдесят, и сто тысяч лет. Империи водной монополии не разрушаются. Они могут только прогнить изнутри, так что один удар варваров из-за границ империи решает их судьбу. Разные уровни общества теряют контакт друг с другом и не могут сражаться бок о бок, когда в этом возникает необходимость. Но для развала империи необходим удар снаружи, революций в них не бывает.
— Это сильное утверждение.
— Еще бы! Знаешь, как работала система двух провинций в Китае? Например, есть две провинции, А и Б, и в обеих голод. Тогда власти смотрят на их поведение. Если в прошлом провинция А недоплачивала налоги и бунтовала, надо конфисковать в ней все зерно и отдать провинции Б. Если же история провинций примерно одинакова, жертву выбирают случайным образом. В результате провинция Б будет вечно верна императору, а провинция А вымрет, и о ней можно будет забыть.
— У нас не бывает голода. Зато бывает... — Пирсса очень редко замолкал, не закончив фразу.
— Нет ничего более сильного, чем власть над водой. Империя водной монополии может стать настолько слабой, что для ее свержения хватит орды варваров. Но у Государства нет внешних границ.
Много позже Корбелл понял, что в этот день решил свою судьбу. Тогда же он просто решил, что обидел Пирссу, и тот замолчал. А между тем Пирсса — не Пирс.
Куратор давно умер, а личность в компьютере никогда не обижала Корбелла. Об этом стоило помнить. Поэтому Джером больше не поднимал тему Государства: ведь он его терпеть не мог, а Пирсса был законопослушным гражданином. Через некоторое время он перестал поднимать и еще одну тему. Однажды он сказал Пирссе:
— Все же вам стоило послать со мной женщину.
— Мне надоело напоминать, что система жизнеобеспечения не рассчитана на двоих, мы на громадном расстоянии от Солнца, а твое либидо крайне низко. Это определяло выбор властей.
— В спальне было слишком много людей, — прошипел Джером сквозь стиснутые зубы.
— Любовные койки в спальне — не единственный источник данных. У нас был результаты ассоциативного теста и анализ уровня тестостерона в крови.
— Ты, чудо-юдо без яиц! Как ты можешь говорить со мной о либидо?
— С яйцами у Государства все в порядке, — спокойно ответил Пирсса. Разве мог куратор Пирс дать такой ответ? Странная фраза... Но что-то в ней есть. Так Корбелл перестал говорить о женщинах.
Прошло полгода. Корабль миновал уже множество звезд; некоторые оказывались очень близко и выглядели, как окна в преисподнюю, а удаляясь, становились темно-красными шариками. Корбелл пополнел, и ему это не нравилось, зато Пирсса был очень доволен. И вот наконец пилот лег в анабиозную камеру.
Так повторялось семь раз.
— Корбелл! Что-то не так? Ответь мне!
Джером громко вздохнул, но не сделал попытки подняться из анабиозной камеры. Он уже привык к процессу: слабость, голод, потом полгода физических упражнений и запихивания в себя осточертевшей безвкусной еды, и наконец — анабиозная камера. И опять все сначала. Это было его седьмое пробуждение, и вставать он не хотел.
— Корбелл, скажи что-нибудь. Я вижу твое сердцебиение и дыхание, но тебя не слышу. Ты вошел в состоянии кататонии? Мне подвергнуть тебя шоку?
— Не надо мне шока.
— Ты можешь двигаться? Или слишком ослаб? Корбелл сел, и у него закружилась голова. Он сразу почувствовал, что ускорение корабля сильно уменьшилось.
— Где мы сейчас?
— Прошли больше половины пути. Я направил тягу в сторону, чтобы мы вернулись в плоскость Галактики. Действую согласно плану; твоему плану, заметь. Мне нужно проверить твое состояние.
— Не сейчас. Сделай мне бульон. Я возьму его в рубку. — И Корбелл двинулся на Кухню, балансируя в непривычно слабой силе тяжести. Он провел в бодрствующем состоянии четыре года, но постарел гораздо сильнее. После каждого нового пробуждения он медленнее обретал физическую форму. Сейчас он испытывал зверский голод и чувствовал себя очень хрупким.
Бульон оказался вкусным, впрочем, автомат всегда готовит его хорошо. Корбелл уселся в свое кресло в рубке и прочел показания приборов. Некоторые цифры ужасали: например, сила гамма-излучения была такова, что все живое в корабле умерло бы через минуту, если бы таранные поля не отводили смертоносные частицы в стороны. Часть показаний приборов казалась бессмысленной. Пирсса был прав: реактивные корабли таранного типа и приборы на них не предназначались для полетов на скоростях, настолько близких к скорости света. А как обстоят дела с восприятием Пирссы? Неужели он ведет корабль вслепую?
— Полный обзор, — скомандовал Корбелл.
За семьдесят лет звездная радуга стала ярче и четче, но потеряла симметрию. Все звезды словно сгрудились с одной стороны; бело-синяя дуга сияла, как бриллиантовое ожерелье на шее императрицы. С другой же стороны, обращенной к межгалактическому пространству, радуга тускнела. Каждая звезда четко виднелась в своей цветной полосе, но внутри центрального диска фиолетовых светил (они казались темнее, чем синие, но их цвет заставлял наблюдателя прищуриться) было заметно мягкое белое свечение. Это микроволновая основа Вселенной, которая стала видимой благодаря высокой скорости «Дон Жуана». Пламя двигателей стало кроваво-красным веером, развернутым в сторону межгалактического пространства: Пирс-са направил тягу вбок, чтобы вернуть их курс в плоскость Галактики.
— Дай мне уточненный вид, — потребовал Корбелл. Выполняя этот приказ, Пирсса по картинке, воспринимаемой с внешних камер обзора, восстанавливал то, как Вселенная должна выглядеть в состоянии покоя, и проецировал это изображение на стены рубки. Галактика оказалась бесконечно прекрасной: водоворот света занимал, казалось, половину Вселенной. Джером посмотрел вперед, туда, где уже можно было увидеть ядро Галактики. Звезды в нем были ярче, но менее четкими. Корбелл был разочарован: он ожидал, что шар стиснутых звезд будет переливаться волшебными цветами. Но он не мог разобрать даже отдельных звезд, видел только сияющий ореол вокруг яркой центральной точки. Позади звезды тоже были размыты.
