***
Этим вечером Памела объявляется в номере отеля Манфреда в вечернем платье без бретелек, скрывающем туфли на остром каблуке, а так же большую часть предметов, которые он принес ей в полдень. Манфред открыл ее агентам доступ к своим личным материалам, и она пользуется привилегией. Она подстреливает его станнером, когда он выходит из душа, и Манфред оказывается привязанным к постели и распластанным на ней с кляпом во рту, не успев вымолвить и слова. Она оборачивает вокруг его уже поднимающегося члена латексный листок со слегка анестезирующей смазкой — нечего позволять ему расслабляться! - прикрепляет электроды к его соскам, проталкивает резиновую пробку в прямую кишку и пристегивает ее, закрепляя на месте. Там, у душа, она сняла с него очки. Теперь она перезагружает их, подключает к своему наладоннику и нежно опускает на его глаза. Приходит черед других приспособлений, которые она предварительно распечатала на своем домашнем трехмерном принтере.
Установка завершена, и она обходит кровать, критически осматривая его со всех сторон. Подумав с минуту, она надевает носки на его обнаженные ступни. Затем, мастерски пользуясь крошечным тюбиком цианакрилата, она склеивает вместе кончики пальцев его рук. Выключает кондиционер. Он извивается и напрягается, пробуя наручники. Да, пожалуй - это лучшая имитация сенсорной депривации, которую она способна устроить, не прибегая к иммерсионным ваннам и инъекциям суксаметония[58], хотя все это и ужасно примитивно. Она контролирует все его чувства - открытым остается только слуховой канал. Его очки, имитирующие метакортекс и теперь готовые нашептывать ему по ее команде все, что она пожелает, открывают ей широкополосный доступ прямо в его мозг. Ее возбуждает мысль о том, что она собирается сделать. Дрожь пробегает по ее бедрам - первый раз она оказалась способна проникнуть в его сознание так же, как и в его тело. Она наклоняется и шепчет ему на ухо: «Манфред, ты слышишь меня?»
Он пытается пошевелиться. Во рту кляп, пальцы склеены. Отлично. Все каналы обратной связи перекрыты. Он бессилен.
«Вот каково быть полностью парализованным, Манфред. Прикованным к постели нейромоторным заболеванием. Запертым внутри своего тела болезнью Кройцфельдта-Якоба, после того, как съел слишком много зараженных гамбургеров. Я могу вколоть тебе МФТП[59], и ты останешься в таком положении на всю жизнь, гадя в мешок и отливая в трубочку. Не способным говорить, и не имеющим никого, кто бы о тебе позаботился. Как думаешь, тебе понравится?
Он пытается что-то прохрипеть или простонать сквозь кляп. Она обертывает подол платья вокруг пояса и забирается на постель, оседлав его. Очки тем временем повторяют ролики, которые она записала в Кембридже прошлой зимой — сцены из столовых бесплатного питания, кадры из хосписа. Она наклоняется к нему, шепча в ухо.
«Двенадцать миллионов неуплаченных налогов, детка, вот сколько, по их мнению, ты им должен. Как ты думаешь, сколько ты должен мне? Шесть миллионов чистой прибыли, Манфред, шесть миллионов, которые могли бы иметь твои несуществующие дети».
Он мотает головой из стороны в сторону, будто пытаясь спорить. Это не пройдет — она дает ему звонкую пощечину, и восхищается отразившимся на его лице страхом. «Сегодня я наблюдала, как ты раздаешь несчетные миллионы, Мэнни. Миллионы - сборищу хвостатых и пирату с Масспайкской дороги. Ублюдок. Знаешь, что мне следует с тобой сделать?»
Он съеживается, не зная, всерьез ли она, или делает это, чтобы завести его. Отлично.
Нет смысла беседовать дальше. Она наклоняется все больше, так, чтобы почувствовать его дыхание на своем ухе. «Мясо и сознание, Мэнни. Мясо и сознание. Тебя не интересует мясо, не так ли? Ты можешь свариться живьем и не заметить, что происходит в твоем биопространстве. Еще один омар в кастрюле. И единственное, что удерживает тебя от попадания в кастрюлю — это то, как сильно я люблю тебя». Она протягивает руку вниз и срывает резину, открывая его пенис. Он тверд как фонарный столб от действия сосудорасширителей, онемевший, покрытый стекающим гелем. Выпрямляясь, она медленно соскальзывает на него. Ее самоконтроль поддается, и она прикусывает губу — так сильны ощущения. Это не так больно, как она ожидала, и ощущение очень отличаются от привычных. Она медленно наклоняется вперед, сжимает его напряженные руки, ощущает восторг от чувства его беспомощности. Потом опускается еще ниже и раскачивается, пока его тело не начинает сокращаться, сотрясаясь неконтролируемыми спазмами, истекая дарвиновским потоком его исходного кода, наполняя ее им, и удовлетворяя тягу к общению с помощью единственного оставшегося у него устройства вывода.
Она скатывается с него и осторожно использует остаток суперклея, чтобы закупорить влагалище. Люди не производят семенные пробки, и хоть она и не бесплодна, она хочет полной уверенности, а клей продержится день или два. Она раскраснелась, кровь приливает к лицу – она чувствует, что почти потеряла контроль над собой. Ей казалось, она чуть не сгорела заживо — так сильно было лихорадочное предвкушение - но она его, наконец, достала.
Она снимает с него очки, и глаза под ними кажутся беззащитными и уязвимыми как голое тело; обнаженными, как человеческое ядро его почти превзошедшего человеческую природу сознания. «Можешь приходить и подписать брачный контракт завтра утром, после завтрака» - шепчет она ему на ухо. «Ну, а иначе... Мои адвокаты будут на связи. Твои родители пожелают устроить свадебную церемонию, но этим мы можем заняться потом».
Похоже, что он хочет что-то сказать, так что она наконец поддается жалости и ослабляет кляп, а потом нежно целует его в щеку. Он сглатывает, кашляет, отворачивается. «Зачем? Зачем делать это так?»
Она касается пальцем его груди. «Все дело в правах на собственность». Она умолкает, чтобы подумать. В конце концов, предстоит перекидывать мост через огромную идеологическую пропасть. «Ты все же убедил меня, что эта бездефицитная фигня, раздача всего за баллы репутации - работает. Но я не желаю терять тебя среди кучи омаров или выгруженных котят, и уступать тем, кому достанется эта сингулярность с разумной материей, создание которой тебя так занимает. Так что я решила сперва забрать свою долю. Кто знает? Через несколько месяцев я отплачу тебе новым интеллектом, и ты сможешь присматривать за ним, как велит тебе твое сердце».
«Но тебе незачем было делать это таким образом!»
«Незачем?» - она соскальзывает с кровати и расправляет платье. «Мэнни, ты и так раздаешь слишком много и слишком легко! Приостановись, а то ничего не останется». Перегибаясь через кровать, она капает на пальцы его левой руки ацетоном, потом расстегивает наручники. И оставляет бутылочку с растворителем достаточно близко к его руке, чтобы он сумел высвободиться.