Владимир Щербаков - Меч Короля Артура

Если мы начнем наступление, то к середине сентября Англия должна быть ликвидирована. Борьба с помощью авиации и подводных лодок. Главное командование ВВС предлагает перейти к большому наступлению против неприятельской авиации, выманивая и уничтожая в воздухе истребители противника. Главное командование сухопутных войск также считает это необходимым и предлагает одновременно интенсифицировать подводную войну.

С целью создания предпосылок для окончательного разгрома Англии я намерен вести воздушную и морскую войну против Англии в более острой, нежели до сих пор, форме.

Для этого приказываю:

1. Германским военно-воздушным силам всеми имеющимися в их распоряжении средствами как можно скорее разгромить английскую авиацию. Налеты направлять в первую очередь против летных частей, их наземной службы и средств связи; далее — против военной авиационной промышленности, включая промышленность по производству материальной части зенитной артиллерии.

2. По достижении временного или местного превосходства в воздухе продолжать действия авиации против гаваней, особенно против сооружений, предназначенных для хранения запасов продовольствия, и, далее, против таких же сооружений внутри страны.

Налеты на порты южного побережья производить с учетом запланированной операции в возможно меньшем масштабе.

3. Борьба с вражескими военными и торговыми судами должна отступить по сравнению с этим на второй план, за исключением тех случаев, когда речь идет об особенно благоприятных целях…

Наше командование ВВС при определении численности британских истребителей ошиблось примерно вдвое: на самом деле их оказалось значительно больше…

Мы не смогли выиграть воздушную битву за Британию. Если говорить точнее, мы потерпели в ней поражение. Сможем ли мы извлечь уроки из событий? Это мне неизвестно.

Человек, который искал меч Артура как раз накануне авиационных сражений, нашел его. Символическое сверкание меча было явственно видно, я слышал затем гул самолетов. То были британские истребители. В свете восходящего солнца они поднимались с тайных, секретных аэродромов, появляясь сначала из ангаров подобно привидениям. Я не сразу оценил связь событий, которую нащупывал так упорно. Истина сложнее, чем я думал.

Гесс, вылетевший в Англию со своими предложениями, интернирован там. Выход не найден нами. Европа накануне новых потрясений. Что в этих условиях мы предпримем завтра, через месяц, через год? Если у меня достанет смелости и умения заглянуть в завтрашний день, я всем сердцем хотел бы увидеть там мир вместо разрушений.

Когда ты был в Берлине, я познакомил тебя с молодым врачом Эрикой. Ее поразил твой рассказ об атлантах, врачевавших змеиным ядом. Она спрашивала меня, откуда у тебя эти сведения. Я сказал, что из учебников. Она подумала, что я над ней издеваюсь. Вскоре мы помирились. Прошло без малого три года, и она опять спрашивала меня о тебе. Я рассказал ей. Для нее было открытием, что ты фронтовик. Она спросила, почему ты так молодо выглядишь. Я сказал, что ты открыл секрет амброзии, и пояснил, что секретом этим владели атланты, а у греков амброзия осталась лишь в мифах. В конце концов, в мифах древних отражены Атлантида и достижения атлантов — сами же они стали со временем богами и главными героями легенд. Два, три, четыре разговора с Эрикой на эту тему. Она перестала дуться на меня.

Она знает, что ты хочешь восстановить, реконструировать уровень знаний того периода.

Но как это сделать? Ей понятно, что знания рассеяны по регионам, что их надо собрать воедино, отсеять лишнее, позднее, о многом догадаться. Сейчас такой этап, что нужно многое понять, осмыслить. Человечество собирало коллекцию знаний, не отдавая себе кое в чем отчета. Теперь нужно систематизировать эту коллекцию, иначе некоторые ценности будут утрачены. Но сначала надо найти к ней ключ.

Нужно многое понять, прежде всего наше прошлое, чтобы двигаться дальше. Если один лишь космический обломок или астероид способен уничтожить наши достижения, значит, они немногого стоят. Если неосторожный эксперимент в космосе приближает реальность звездных войн, значит, мы что-то недоглядели. Все это я объясняю Эрике. Она работает сейчас в исследовательском центре. Мечтает воссоздать, восстановить медицину атлантов. Именно так. Не знаю, как это можно назвать иначе.

Не поможешь ли ты ей в этом?

Меня удивляют люди, которые верят тебе и мне. Они чем-то отличаются от остальных, но я никак не могу взять в толк, чем именно. Эрику я, конечно, помню. Золотистые волосы, золотые глаза, ей очень идет улыбка, но она этого, к счастью, не знает. Чем реже человек улыбается, тем больше ему к лицу улыбка.

Когда в очередной раз будешь рассказывать ей об Атлантиде, не забудь упомянуть, что атланты были очень. серьезные люди.

Эрика серьезна как никогда. Ты обмолвился при ней о том, что восточная медицина начиналась в Малой Азии, постепенно распространяясь и завоевывая признание. Я перевел на немецкий и прочел Эрике одно из твоих писем. Ее удивило, что лучшее свидетельство этого признания — обезглавливание врачевателей во всех концах Ойкумены. Иногда кажется, что князья, монархи, мандарины, простые предводители племен все свое свободное время посвящали именно этому.

С этим, конечно, ничего не поделаешь. Более чем строгое обращение с медициной и ее адептами влияло так, что родились местные школы и традиции. Они уже ничего общего с медициной атлантов не имели, хотя и в них можно найти рациональное зерно.

Вполне возможно, что Эрика приедет в Москву. Даже среди самых дисциплинированных немок я не встречал таких женщин: каждую минуту она отдает образованию, у нее теперь возникает столько вопросов, что никто не в состоянии на них ответить.

Сравниться с ней может только ее подруга Анна Берендт. Это имя тебе хорошо известно. Когда-то Анна и Эрика помогли восстановить тот период в жизни профессора Берендта, когда он, уже сомневаясь в нацистской доктрине, все еще следовал ей. Я имею в виду, конечно, его опубликованные статьи; на практике он никогда не делал абсурдных выводов. Анна его племянница. К тому, что мы узнали с тобой о профессоре во время твоей поездки в Берлин, нужно многое добавить. Надеюсь, Анна расскажет тебе о нем. Уже в сорок первом, накануне войны с гзашей страной, в его сознании сложилась картина апокалипсиса. Ему казалось, что мир вот-вот рухнет. В сорок втором он решительно порвал с нацистскими журналами и газетами. В сорок четвертом он стал узником концлагеря и не дождался освобождения. Это был незаурядный человек. Ты можешь сомневаться в том, что он наделен был даром прорицания, — я же в это уверовал.