Это была ужасная мысль — быть настолько влитым в механизм общества и истории, способным передвигаться только в одном плане и только по одной линии. Приезд Финнерти встревожил его, снова вытащив на поверхность сомнения в том, что жизнь на самом деле должна идти именно таким порядком. Пол уже подумывал было обратиться к психиатру, чтобы тот сделал его послушным, примирившимся со всем и терпимым ко всему. Но теперь здесь был Финнерти, толкающий его совсем в другую сторону. Финнерти, по всей вероятности, разглядел в Поле что-то, чего он не мог разглядеть в других, что-то, что ему понравилось — возможно, прожилку бунтарства, о существовании которой Пол только теперь начал догадываться. Была же какая-то причина, почему Финнерти сделал Пола своим единственным другом.
— Вообще-то я предпочла бы, чтобы Финнерти выбрал для визита другой день, — сказала Анита. — А так возникает целый ряд проблем. Бэйер должен был сидеть слева от меня, а Кронер — справа; а теперь, когда вдруг неожиданно врывается член Национального Бюро Промышленного Планирования, я уже и сама толком не знаю, кого куда усаживать. Эд Финнерти по своему положению стоит выше Кронера и Бэйера? — спросила она недоверчиво.
— Если хочешь, посмотри «Организационный справочник», — сказал Пол. — Я думаю, что НБПП стоит выше региональных деятелей, но это скорее мозговой трест, чем чиновный. Финнерти все равно. Он может усесться и за стол с прислугой.
— Если он хоть шаг ступит на кухню, Бюро охраны здоровья упрячет его в тюрьму! — Анита натянуто улыбнулась. Было совершенно очевидно, что ей очень трудно сохранить спокойный тон, говоря о Финнерти, и делать вид, что ее забавляют его эксцентрические выходки. Она переменила тему разговора.
— Расскажи о сегодняшнем дне.
— Ничего сегодня не было. Еще один день, как все остальные.
— Ты достал виски?
— Да. Ради этого мне пришлось перебираться на тот берег.
— Разве это было таким уж тяжким испытанием? — проворчала она. Она никак не могла понять его нелюбви к поездкам в Усадьбу и поддразнивала его этим. — Неужто это было так трудно? — повторила она таким током, будто он был ленивым маленьким мальчиком, которого уговаривали оказать небольшую услугу маме.
— Да, трудно.
— В самом деле? — поразилась она. — Надеюсь, никаких грубостей.
— Нет. Действительно все были очень вежливы, Один из пенсионеров, знавший в старое время меня, устроил импровизированный вечер в мою честь.
— Ну что ж, это звучит уже совсем весело.
— Да, не правда ли? Его зовут Руди Гертц. — И, не вдаваясь в описание своих чувств. Пол рассказал ей, что произошло. И вдруг заметил, что пристально следит за нею, проделывая какой-то опыт.
— И это тебя расстроило? — Она рассмеялась. — Ну, знаешь, ты уж слишком чувствителен. Ты наговорил мне столько ужасов, а на самом деле ничего-то и не произошло.
— Они ненавидят меня.
— Они сами доказали, что любят тебя и восхищаются тобой. Чего же тебе еще от них нужно?
— Этот человек в очках с толстыми стеклами доказал мне, что по моей вине жизнь его сына превращается в бессмыслицу.
— Это ты так говоришь. А он нет. Я не хочу, чтобы ты нес такую несуразицу. Неужели тебе доставляет удовольствие перевернуть все так, чтобы обязательно испытывать чувство вины? Если его сын не способен ни на что лучшее, чем Армия или КРР, так в чем же здесь твоя вина?
— Я не виноват, но если бы не было подобных мне людей, то он стоял бы себе за станком на заводе…
— Он что — голодает?
— Конечно, нет. Кто сейчас голодает!
— У него есть жилье и теплые вещи. У него есть все, что он имел бы, если бы потел над каким-то идиотским станком, кроя его почем зря, совершая ошибки, бастуя каждый год, ведя борьбу со своим мастером, являясь на работу с похмелья.
— Права, права! Сдаюсь! — Пол поднял руки. — Конечно же, ты права. Просто в чертовское время мы живем. Идиотская задача иметь дело с людьми, которым следовало бы приспособиться к новым идеям. А люди не приспосабливаются, в этом-то вся беда. Хотел бы я родиться через сто лет, когда уже все привыкнут к переменам.
— Ты устал. Я хочу сказать Кронеру, что тебе нужен месяц отдыха.
— Если понадобится, я и сам ему это скажу.
— Я совсем не собиралась читать тебе наставления, милый. Но ты ведь никогда ни о чем не попросишь.
— Если ты не возражаешь, со всеми просьбами обращаться буду я.
— Не возражаю. И обещаю вообще не возражать.
— Ты приготовила мои вещи?
— Они на кровати, — сказала Анита сухо. Она была уязвлена. — Смокинг, рубашка, носки, запонки для манжет и новый галстук.
— Новый галстук?
— Дюбоннэ.
— Дюбоннэ! Господи помилуй!
— Кронер и Бэйер носят галстуки дюбоннэ.
— А мое нижнее белье такое же, как у них?
— Уж этого я не заметила.
— Я надеваю черный галстук.
— Вспомни, милый, Питсбург. Ты сказал, что хочешь туда.
— Надо же — дюбоннэ! — он зашагал по ступенькам, подымаясь в спальню и стаскивая по дороге пиджак и рубашку.
— Эд!
На кровати Аниты растянулся Финнерти.
— А, вот и ты, сказал Финнерти. Он указал на смокинг, разложенный на постели Пола. — А я подумал, что это ты. И проговорил с ним полчаса.
— Анита сказала, что ты ушел в клуб.
— Анита вышибла меня в парадную дверь, а я вернулся сюда через черный ход.
— Я очень рад этому. Как дела?
— Хуже, чем всегда, но есть надежда.
— Чудесно, — сказал Пол, неуверенно улыбаясь. — Ты женился?
— Ни за что. Закрой дверь.
Пол закрыл.
— Как идет работа в Вашингтоне?
— Я ушел.
— Да? Метишь куда-нибудь еще повыше?
— Полагаю, да, иначе я не ушел бы.
— А куда?
— Никуда. Никакого места, никакой работы вообще.
— Что — мало платили, устал или в чем еще дело?
— Мутит меня от всего этого, — медленно проговорил Финнерти. — Платят фантастические деньги, просто поразительно — платят как телезвезде с сорокадюймовым бюстом. Но когда я получил на этот год приглашение на Лужок, знаешь, Пол, что-то сломалось. Я понял, что не смогу пробыть там еще одно лето. И тогда я огляделся вокруг и понял, что вообще не могу вынести больше ничего из этой системы. Я вышел, и вот я здесь.
Присланный Полу пригласительный билет на Лужок был заботливо выставлен Анитой на зеркале в приемной для обозрения всем и каждому. Лужок — плоский покрытый травой остров в устье реки Св. Лаврентия в Бухте Чиппюа, где каждым летом самые выдающиеся и самые многообещающие личности из Восточного и Средне-Западного районов («Те, чье развитие в рамках организации еще не полностью завершено» — как сказано в «Справочнике») каждое лето проводят неделю в оргиях морального усовершенствования — в атлетических командных соревнованиях, пении хоровых песен, с ракетами и фейерверками, заводя связи за бесплатным виски и сигарами; а также на спектаклях, поставленных профессиональными актерами, которые в приятной, но недвусмысленной форме разъясняют им природу хорошего поведения в рамках системы и контуры твердых решений, предназначенных для осуществления в грядущем году.
