Рим, 12 февраля 1945. 4 часа утра
Волков вернулся с рандеву в состоянии тихого бешенства и добился того, чтобы генерала разбудили. Пока тот продирал глаза и умывался, Волков испепелял взглядом легкомысленные вражеские японские акварели, украшающие стены приемной. Он сознательно накручивал себя, чтобы выглядеть естественнее. - Хотели новостей? - спросил он вместо приветствия. - Так вот: весь "Факел" стоит на ушах. Они знают о том, что среди них есть мой человек. - Та-ак: - Донован опустился на стул. - Значит?.. - Значит, кто-то из ваших стучит, - он продемонстрировал работу телеграфного ключа: та-тата-та. - Из моих? - генерал никак не мог проснуться. - Почему именно из моих? - Да потому что никто из моих о существовании того человека не знает. Это вам зачем-то пришло в голову поделиться радостной вестью с друзьями: Ну да ладно. Вытащим подлеца и поджарим с луком. - Я его утоплю. Собственноручно. В нужнике для нижних чинов: - Э-э! Он мой. - Что это вы себе позволяете, Дрозд? - Он мне нужен. Я сам набью из него чучело. Сам, понимаете? И это будет хорошее полезное чучело. Что ни делается, все к лучшему. Так говорили римляне? - Что-то подобное они говорили. И как вы собрались ловить мерзавца? - Ничего проще, - ухмыльнулся Волков. Вытащил пачку "Голуаз" и потянул со стола огромную зажигалку в виде конной статуи. Пустил струю дыма. - Они узнали это девятого февраля. Значит, надо вычислить тех, кто мог узнать о существовании моего агента: ну, скажем, в первой декаде. И всё. Такая информация сообщается горячей. - Понятно: Но ведь это может быть и случайная утечка: кто-то сболтнул любовнице или приятелю... - Тогда надо будет расстрелять всех, - сказал Волков. - Включая вас. Нет? Когда в частях такая дисциплина: Буквально через сорок минут выяснилось: седьмого февраля на рабочем совещании по подготовке группы "Ультра" присутствовали трое, до того не приглашавшихся: инструктор-парашютист, врач-психолог и помощник коменданта, отвечающий за транспорт и связь. Врач был пси-латентен, двое других - пси-нулевые. - С этим проще, - Волков поскреб ногтем по папке с личным делом врача, - а тех двоих придется допросить с пристрастием: Начнем с того, который проще. И распорядитесь: через пятнадцать минут я должен быть в воздухе. Донован посмотрел на часы и потянулся к телефону. Не через пятнадцать, а через тринадцать минут двухместный "тандерболт", служащий генералу в качестве скоростного авизо, оторвался от полосы и взял курс на юго-восток. И уже час спустя несчастный психолог рыдал в своей палатке, понимая, что он опять ребенок, что видит кошмарный сон - но не понимая совершенно, за какие тайные грешки этот кошмар снится именно ему, а не проклятой рыжей прыщавой соседке, специалистке по щипкам с выворотом: Нарыдавшись, он снова уснул, а потом несколько дней бродил в тоске, вечерами пил - но постепенно забыл об этом эпизоде, не зная того, что этими пережитыми заново детскими унижениями оплатил ни много ни мало сохранение своей жизни.
Берлин, 12 февраля 1945. 10 часов 30 минут
Полхвоста действительно как-то посвежел за прошедший день и уже не производил впечатления забитого и заморенного голодом подростка. В глазах появилась еще робкая наглость, а в голосе - скандальные нотки. Впрочем, Штурмфогель надеялся, что сутки или двое этот стервец продержится без срывов. Сопровождал Полхвоста один из сотрудников Эделя, спец по средиземноморскому региону, полугрек-полутурок, крупный усатый мужчина с медленными уверенными движениями. Попав наверх сравнительно недавно, несколько лет назад, он очень быстро там освоился и знал многие тайные тропы. К сожалению, как большинство недавно приобщенных, он не мог полноценно существовать на двух уровнях одновременно, поэтому здесь для него подготовили койку. - Салим, - пожимая ему на прощание руку, сказал Штурмфогель, - очень многое будет зависеть от быстроты. Назад - со страшной скоростью. Если вы вернетесь вечером, то: проси что хочешь. - Вечером не обещаю, штурмбаннфюрер, - честно сказал Салим. - Если очень повезет, то к ночи. А скорее, уже ночью. - И все-таки - попробуй что-нибудь придумать. - Что тут придумаешь: Попробую. - Если вернетесь ночью - тут же ко мне. В любой час. Я распоряжусь, чтобы пропустили. Когда разведчики ушли: Салима после короткого судорожного припадка уложили на кровать, и теперь он как будто спал (глаза метались страшно под недосомкнутыми веками), а сразу поскучневший Полхвоста был спроважен Эделем учить уроки, - Штурмфогель подошел к Гуго. - Ты, наверное, хочешь меня о чем-то спросить? - Хочу. Какие результаты? - У нас появилась возможность внедрить в группу Коэна своего человека. - Что?! И ты так спокойно об этом говоришь? - Могу сплясать. Или спеть. "Мы шли под грохот канонады!.." - Тихо-тихо-тихо: не надо. Так. Подробности. Выкладывай. - Брат Коэна, по прозвищу Рекс, вызвал из Лемберга кузину - видимо, в качестве личного порученца. Эйб ее ни разу в жизни не видел. Поэтому, если мы чисто уберем Рекса, то: - Я понял. Так. Молчи. Так. Это хороший план. Но еще лучше - не убирать, а захватить и побеседовать: - Нет, я против. Гораздо больше риска. Малейшее подозрение - и наш человек гибнет. - И все же я бы рискнул. Продумай и этот вариант. Вдруг?.. - Хорошо, я подавлю мозгом. Поговорю с Антоном. Он как раз прорабатывал варианты: - Ты сейчас к нему? - Да. - Удачи: Штурмфогель перелился в верхний мир, спустился из окна кабинета по веревочной лестнице и, не теряя времени, направился к причальной башне цеппелинов. До нее было десять-двенадцать минут неторопливой ходьбы. Сейчас к башне было прицеплено три ослепительно-белых сигары: две гигантских и одна поменьше. На открытой посадочной палубе стояли люди: несколько десятков. Оттуда открывался восхитительный вид: Штурмфогель взял билет на Женеву по запасному паспорту (на имя коммерсанта Альфонса Перзике) и вошел в кабину лифта. Следом за ним шагнул молодой человек в форме пилота Люфтганзы. Впрочем, почему "в форме"? Здесь он на самом деле - пилот: Он молча достал из внутреннего кармана своего отутюженного голубого френча толстый черный конверт и подал его Штурмфогелю. Тот кивнул. Пилот вышел на служебной площадке, Штурмфогель поехал дальше. Внизу этот молодой человек был сотрудником аппарата Мюллера: Штурмфогель три года назад помог ему подняться наверх и здесь исполнить свою давнюю мечту о полетах. Теперь он почти все время проводил в небе. Тому сознанию, которое осталось внизу, приходилось бороться с нудной головной болью, мизантропией и постоянным желанием с кем-нибудь за компанию застрелиться: До отправления цеппелина было еще полчаса. Дул легкий южный ветер. Штурмфогель подошел к ограждению, оперся о перила и стал смотреть на город. Вон - здание "Факела". Вон - Цирк. Родной ангар не виден за кронами высоких дубов. Зоопарк, веселое место: Бездна - глубокий обитаемый провал, этакий подземный город. Без провожатых туда лучше не соваться: И позади Бездны высокий холм и призрачная крепость Абадон, все, что осталось от попытки девяти сумасшедших раввинов бросить вызов фюреру. На треть горизонта вправо - начинается Темный Замок, место со своими делами и законами; там правят древние маги; там обитает фюрер. Темный Замок отсюда, с башни, похож на исполинский старинный броненосец, вкопанный в землю; по мере приближения (Штурмфогель знал это) картина будет меняться, наклонные стены сначала поднимутся вертикально, обрастут зубцами и башенками, нависнут над головой, потом, словно на фотобумаге, проявятся рвы и мосты - и вдруг в какой-то неуловимый момент стены сомкнутся за спиной: Там все иначе, в этом Темном Замке. Внутри он необъятен. Во всех смыслах. Штурмфогель еще постоял немного, пытаясь надышаться впрок первым весенним ветром, и пошел к трапу цеппелина. В каюте он лег на легкую откидную койку, заказал стюарду две бутылки красного полусладкого вина и углубился в изучение досье сотрудников Спецотдела. Двести листков тонкой рисовой бумаги, мелкий шрифт: но качество печати отменное. Даже на фотографиях различимы тонкие черты лиц. Расстрелян: расстрелян: расстрелян: покончил с собой: расстрелян: Что у русских здорово, подумал Штурмфогель, так это умение хранить тайны. Ведь так никто и не выяснил, что именно происходило у них в конце тридцатых. Да и не только в конце. А ведь происходило что-то космическое: Ладно. Займемся этим, когда кончится война. Смотри-ка: "Смерть в результате несчастного случая": И, что характерно умер одним из последних, уже в сорок первом. Правда, уволен из кадров в конце тридцать девятого за критику советско-германского сотрудничества. Ух ты, а послужной список-то какой: Китай, Испания, Германия, США, Мексика: Да, и таких вот специалистов - в отстрел. Штурмфогель не сомневался, что "несчастный случай" ему устроили полуколлеги, "соседи" - так в "Факеле" называли разведку Шелленберга и гестапо. Наверное, и в Спецотделе существовал какой-то эвфемизм для НКВД и НКГБ: Цеппелин отчалил так плавно, что только по наросшему звуку моторов Штурмфогель догадался: плывем.
