Квартира - это, пожалуй, единственное, в чем мне по-настоящему повезло в жизни. Она у меня - громадная, невероятная даже, разумеется, по нынешним представлениям, расположенная в центре города, что для меня было немаловажно, и досталась мне путем сложных, многоступенчатых родственных обменов. Собственно, мне она как бы и не принадлежала. У неё был другой хозяин, который по каким-то причинам пока не мог ею пользоваться. В результате я наслаждался почти дворцовыми просторами своей площади: гулкие большие комнаты, здоровенная кухня почти в тридцать метров, два разных входа, парадный и со стороны черной лестницы (очень удобно, если кого-то нужно впустить тайком). Все мои приятели испытывали ко мне лютую зависть. Квартира в Санкт-Петербурге - вещь исключительно дефицитная. Располагалась она на шестом, последнем, этаже здания. Вид из окна - крыши и трубы, над которыми расплывается масляно-желтый купол Исаакиевского собора. В общем, местоположение мне очень нравилось. Однако сейчас дело заключалось вовсе не в этом. Только теперь, с появлением здесь Геррика и, главное, с появлением Алисы, я почувствовал, до чего она была пустой до сих пор, сколько тут накопилось одиночества и странных мечтаний, сколько неосуществленных надежд осыпалось пылью на полках и между шкафами. Хватило бы, вероятно, не на одну человеческую жизнь. Люблю поразмышлять о том, чего никогда не будет. Геррик взметнул эту пыль, как ветер, ворвавшийся из распахнутых окон. Мечтать стало некогда. Все мечты были здесь - достаточно протянуть руку. Алиса же принесла с собой колебания грозовой атмосферы: зыбкое напряжение электричества стало струиться по комнатам, концентрироваться вокруг меня, покалывая лицо и руки, и, казалось, что оно вот-вот вспыхнет ослепляющим разрядом молнии. Я все время чувствовал её присутствие. Вот она прошла в кухню, вот зачем-то включила кран в ванной. И Алиса, несмотря на демонстративную холодность, вероятно, чувствовала меня тоже. Мне с чего-то почудилось даже, что она слегка покраснела, когда за Герриком захлопнулась входная дверь. Чуть порозовела лицом и немедленно ушла к себе в комнату. Чем она занималась там, я не мог представить, ни одного звука не доносилось ни в коридор, ни через толстые стены, но примерно через полчаса после этого она, как хозяйка, не постучав, весьма решительно вошла ко мне и, присев на краешек стула, спросила, по-прежнему глядя в пол:
– Скажи, пожалуйста: ты действительно спас жизнь моему брату?
Я вскочил с тахты, где листал некий роман, не особенно, впрочем, захватывающий.
– Ну, нечто вроде того...
– А как именно это произошло?
Я удивился:
– Разве Геррик тебе не рассказывал?
– Я хочу знать это от тебя, - сказала Алиса. Шевельнулась и добавила после некоторого молчания. - Вообще-то, ты, когда ко мне обращаешься, должен добавлять титул "миледи". Мы с тобой не равны. Что ты смеешься?!.
Я не смеялся. Я лишь усмехнулся, вспомнив "Трех мушкетеров". Потому что там тоже была своя миледи. Леди Винтерс, и - не слишком положительная героиня.
– Учитывая твое происхождение, - гневно сказала Алиса, - и учитывая обстоятельства, при которых произошло твое посвящение, я тебя прощаю, в конце концов, что требовать с простолюдина? - Она нетерпеливо притопнула носком тапка. - Ну, рассказывай!..
– С самого начала? - спросил я.
– С самого начала, разумеется, и - во всех подробностях!..
Делать было нечего, - я рассказал ей обо всем именно сначала. Как я две недели назад возвращался довольно поздно домой с одной вечеринки, какая это была скучная вечеринка и какое у меня было отвратительное настроение, и как я услышал стон в темном углу двора, и как, преодолев нерешительность, подошел и обнаружил там Геррика, и как ужасно он выглядел, когда я его там увидел, и как я, опять-таки преодолев нерешительность, привел его к себе на квартиру, и как он бредил всю ночь (теперь я догадывался, что он так звал Алису), и как он поправился, наконец, и какие удивительные события последовали за всем этим.
Я не пытался ничего приукрашивать, не преувеличивал трудностей и не строил из себя героя. Мне почему-то стыдно было так поступать. Мне казалось, что Алиса взвешивает каждое мое слово. Слушала она, не перебивая, а когда я закончил, задала всего два вопроса:
– Там, во дворе, ты точно видел черную лужу?
– Точно, - сказал я. - И мне кажется, что это была не вода. Темная такая, как - чернила...
– Ну, это был басох, - заметила Алиса будто сама себе. - Интересно, как басох оказался здесь, прежде чем пришел зов от Геррика? - Лоб её прорезала вертикальная складка. - Странно и необъяснимо...
И второй вопрос, который она мне задала:
– Значит, поначалу ты не хотел вести Геррика к себе домой, но все же привел. Почему?
– Ну... ему было плохо, - нерешительно объяснил я. - Он был такой слабый, и, может быть, даже умирал. А вызвать "скорую помощь" не захотел. Что же мне было делать, не оставлять же его так на улице...
Я замолчал, потому что Алиса прерывисто и быстро вздохнула. Она вздохнула, а потом подняла руки, сжатые в кулачки и слегка ударила их друг о друга.
– Все правильно, - заключила она. - Все правильно. Ты спас ему жизнь. А я надеялась...
На что она надеялась, она объяснять мне не стала, снова прерывисто вздохнула - раз, другой, третий... Вскочила на ноги, словно хотела выбежать из комнаты, широко открыла глаза - яркая синева их хлынула на меня, как волна, - опустилась рядом со мной на тахту, почти неслышно произнесла:
– Ты спас всех нас, воин...
И вдруг подняла лицо - с чуть разомкнутыми нежно-упругими губами, ждущими поцелуя...
Потом Алиса заснула минут на пятнадцать. Я смотрел, как она безмятежно дышит: спокойно, точно ребенок. Волосы её цвета осени разметались по всей подушке. В углах тонких век скопились серые тени усталости. Я готов был драться со всем миром, только чтобы не потревожили её сон. Ничего подобного со мной ещё никогда не было.
Но когда она проснулась и рывком открыла глаза, я увидел, что солнечная синева из них опять испарилась, и остался твердый голубоватый металлический блеск, как у Геррика, такой же безжалостный и пустынный, только, пожалуй, ещё более непримиримый, чем раньше.
Несколько мгновений она изучала меня, словно не понимала, как оказалась в постели с этим мужчиной, а потом - тоже рывком - уселась, и, придерживая на груди одеяло, глянула с проявившейся озабоченностью:
– Пожалуйста, никогда не говори об этом моему брату. Ни словом, ни намеком, Я тебя очень прошу.
– Почему? - спросил я.
– Он этого не поймет.
– Разве ты не свободная женщина? - с удивлением спросил я.
Мне казалось, что уж кто-кто, а она делает то, что захочет.
