Нерадостно было в стойбище охотничьего племени Горных Барсов. Старый Хонг сидел в своей темной землянке и угрюмо смотрел в огонь. Не вернулся с охоты его любимый ученик. Трижды вопрошал Хонг богов о его судьбе, но боги молчали. Они гневались на племя, видно, мало жертв приносили им. И кара богов тяжела. Хонг пытался собрать разбегающиеся мысли.
Сегодня совет старейшин многое должен решить. Прибыли послы от самого великого Скилура. [1]
Послы говорят о войне с греками. Если опять будет война, племя сильно ослабеет… Воины поговаривают даже о том, чтобы идти под Скилура. Нужно ли это сейчас? Мысли, совершив привычный круг, в который раз возвращались к Алану. Все сроки давно минули, а мальчика все нет. Законы племени суровы. Алану еще только четырнадцать зим, но он должен принести залог, стать воином или погибнуть. Так было всегда. Он сильнее и смышленее всех своих сверстников. Однако они вернулись, а его нет. Неужели случилось несчастье?
Хонг слышит легкий звон бронзы у своей землянки.
Это зовут его. Никто, кроме него, не смеет входить сюда, в святилище богов. Вот они стоят у очага, равнодушные черные идолы. Стоят и молчат.
Старый Хонг бросает на них последний укоризненный взгляд и выходит на свет. У порога землянки, скромно потупив глаза, стоит Герат, друг Алана.
Герат молчит и ждет вопроса. Так и положено держать себя со старшим молодому охотнику, еще не ставшему воином.
— Ну, что тебе? — наконец сурово спрашивает Хонг.
— Разреши, Мудрейший, отправиться за зверем в лощину Лося. Мы пойдем вместе с Ингой.
Суровая складка между бровей Хонга расходится. В лощину Лося ушел Алан. Вот уже семнадцать солнц, как нет его. Друзья тревожатся… И хотя по законам племени не полагается помогать охотнику, ушедшему добывать залог, Хонг, махнув рукой, скрывается в землянке и уже с порога сурово бросает:
— Идите.
Несчастье подстерегло Алана на последнем переходе. Он спрятал шкуру барса в дупле гнилой березы и уже подходил к стойбищу. Юноша предвкушал, как в торжественный день посвящения достанет из тайника шкуру барса и спокойно развернет ее у костра совета, как радостно склонятся над ней его учителя и товарищи.
Неожиданно ровный снежный наст проломился под ним, и мальчик почувствовал, что куда-то проваливается. От удара он потерял сознание, а когда пришел в себя, с ужасом увидел, что гладкие ледяные стены оленьей западни закрыли от него весь мир.
Кто и когда вырыл эту яму на охотничьей тропе? Но что толку спрашивать себя об этом сейчас? Тайга торжествовала. Она зло посмеялась над своим пленником, приготовила победителю барса жалкую и бессмысленную смерть. На гладком дне ямы — ни единой веточки. Изодранная одежда не сохраняла больше тепла, теплая шкура зверя оставалась в дупле березы, напрасно ожидая своего хозяина. А там, наверху, надвигалась ночь. Бесконечная таежная зимняя ночь. И не осталось сил обдирая ладони карабкаться вверх по гладким отвесным стенам западни.
В эту ночь он уйдет в царство мертвых… У него ничего нет для этого пути. Добрые предки не будут оберегать его, мудрый Хонг не отгонит злых духов… Племя никогда не узнает о его победе и гибели. Эта западня никем не проверяется, только теперь заметил он полусгнившие кости зверей в толще льда, покрывавшего дно ямы. Он сбился с пути.
Вблизи стойбища Алан знал каждую тропу. Но в последние дни его невероятно трудного пути так болела голова, что он плохо помнил, где шел, и угодил в старую заброшенную ловушку. Ему стало жаль себя. Узнает ли когда-нибудь Инга, что с ним случилось? А если бы и узнала? Племя не любит неловких и неудачников. Инга первая посмеется над ним.
Мысли от холода начали путаться. Тогда Алан привстал и попробовал ползти вдоль стенок. Резкая боль заставила его снова без сил опуститься на дно ямы. Зачем цепляться за жизнь, когда выхода нет. Он мужественно уйдет в царство мертвых, как подобает охотнику и воину. Все же он стал воином, хоть об этом и не узнает племя.
Алан повернулся на спину, вытянулся и, сложив руки на груди замком, чтобы после смерти злые духи не смогли забраться в него, стал смотреть в пустое черное небо. Казалось, оно опускается все ниже и ниже, на самое дно ямы.
Когда он очнулся, вместо черного пустого неба над головой оказался знакомый закопченный потолок и где-то сбоку лицо Инги, почему-то совсем не насмешливое. Она положила руку ему на лоб и тихо сказала кому-то:
— Проснулся уже.
Алан хотел вскочить, но крепкие руки мягко удержали его за плечи, а голос Герата прозвучал тихо, но строго:
— Лежи, Алан. Тебе нельзя вставать.
Мальчик долго ничего не мог понять. Вместо холода ледяной западни в хижину врывался солнечный весенний ветер. Он нес с собой смех, бодрящие запахи веселья и здоровья. Алан окончательно проснулся и почувствовал сильный голод.
Позже Алан узнал, как Герат и Инга нашли его след, а потом отыскали и его самого, без сознания лежащего на дне заброшенной ловушки. Ослабев от ран, он перепутал дорогу и вместо охотничьей тропы попал на оленью.
Никогда раньше Алан не думал, что окружающие так любят его. Никто не спрашивал, что с ним случилось, не напоминало готовящемся празднестве. Все были веселы и ласковы с ним. Но он тяготился вынужденным бездельем.
Наконец настал долгожданный день, когда Алан впервые вышел из хижины. Был вечер. Такой, какой бывает только в весенней тайге, когда пряные запахи волнуют кровь, а в зеленых пахучих лапах елей пируют лесные боги.
Стойбище лежало на берегу большого озера. Над водой поднимался легкий прозрачный туман.
Мальчик долго стоял неподвижно. Смотрел на знакомый берег и не видел его…
Далеко за озером высились неясно синевшие горы. Теплые ветры несли оттуда дыхание весны.
Что там, за этими высокими горами? Мудрый Хонг рассказывал, что там жили другие скифские племена — их могучие друзья и соседи. А еще дальше лежала громадная сказочная страна. О ней Хонг рассказывал неохотно… Называлась она певуче и странно: Бактриана…* [2]
Говорят, в ней живут крылатые грифоны и диковинное существо Феникс. Скифские купцы из южных племен привезли оттуда странную человеческую фигурку, вырезанную из кости. Они рассказывали легенды о великих мастерах, вырезающих из камня и кости человеческие фигуры так искусно, что они потом оживали, охотились, как все люди, и работали, но никогда не умирали. Хонг запретил смотреть на эту фигурку, это, говорил он, большой грех. Делать можно только изображения зверей. На того, кто дерзнет изображать человека, обрушится гнев богов.
Фигурку сожгли на костре. Алан почему-то все никак не может забыть о ней. Белая и блестящая, она была так не похожа на черных закопченных идолов, которых он еще мальчишкой, дрожа от страха, тайком разглядывал в хижине Хонга. Алан и сам умел вырезать фигурки зверей, они выходили очень похоже, совсем как живые…
