Только сложных полостных операций делать не мог — просто не умел; поэтому тяжелораненых в дальнейшем спешном отступлении спасти уже не мог: умирали, конечно, много намучившись. Зато выжившие и оклемавшиеся дружно благодарили его, называя «добрым Айболитом». Приятно было: по труду его и воздаяние его!..
Ростов уже здорово подтапливало — он стал перевалочным пунктом для всех движущихся к фронту и обратно. Тогда еще хватало и продовольствия, и лекарств, и боепитания; было далеко до той паники, которая охватила всех при потемнении неба и быстром наступлении зимы. Видели, что разливается море, понимали, что это из-за таяния арктических ледников, и не более — не знали тогда, что это только начало и бежать придется в адских условиях до самой Москвы!
Милиционеры, побывавшие на чеченской еще войне, по привычке называли их нынешнее состояние «командировкой». Ехали сюда, не понимая сложности обстановки и надеясь, быстро «отразив» противника, вернуться к семьям. Орлов свое знание о катастрофе держал при себе: усталые бойцы могли и морду набить, если хотя бы заикнулся о том ужасе, который предстоит пережить. Ребята ведь лихие были!
Это потом уже, за Воронежем, от их былой самоуверенности не осталось и следа: воевать стали умело, но даже не пытались нахалить, как раньше случалось. Пришло нормальное, адекватное восприятие окружающего.
В Ростове же ничего еще толком не умели, но бравады было… хоть отбавляй! И во всех воинских частях призванный недавно «молодняк» бахвалился своей крутостью и бесстрашием, мифическими подвигами в выдуманных боях, петухами подпрыгивая друг перед другом. Солдаты постарше посмеивались про себя, одергивая лишь сильно зарвавшихся: они уже больше видели и лучше понимали жизнь. Молодые же «петушки» резвились! Так всегда бывает до первого настоящего боя, да не дай бог, еще и до первого ранения. Тогда и маму зовут, и соплями утираются, а которых… и поносом прохватывает.
Нарвался однажды Александр на таких вот «петушков»! — из чужой части.
Повез двух легкораненых, еще из первых, в медсанбат, развернутый на окраине Ростова: городской госпиталь уже почти не работал, полузатопленный морем. Всю помощь оказывали в полевых условиях, но путь туда лежал через город.
Уже на окраине, на одном из перекрестков, водитель Серега остановил санитарный «уазик»: дорогу загородили два БТР, рядом с ними стояла небольшая толпа солдат. Кого-то били.
Орлов подошел с требованием освободить дорогу — его тут же «послали» в далекую даль. Он не стал ввязываться в ругань и посмотрел, кого бьют.
Били евреев. Евреи были настоящие — с большими бородами и «пейсами», одетые в черные сюртуки; их широкополые шляпы валялись на земле, и один солдатик отплясывал на них чечетку.
Били деловито: с замахом от плеча, передавая из рук в руки; кровавые брызги летели на бороды. Избиваемые не сопротивлялись, уже совсем теряя сознание.
— За что их? — спросил у ближнего бойца.
— Золото не отдают.
— Так это священники, хасиды — у них нет золота.
— Ага, нет! У евреев всегда золото есть. В Израиль, суки, побегут, так будет на что!
— Ну и пускай бегут.
— Х-хы! Они «свалят», а нам здесь загибаться? Вот уж хрен!
— Им некуда бежать, Израиль тоже затопило.
— Они найдут куда! С золотишком везде устроятся. Море, твари, замутили, теперь нас топит. А сами сбегут!
— Да как они море «замутят»? Оно само поднимается.
— Куда там! Это евреи че-то нахимичили.
— Они же не виноваты!
— Евреи — всегда виноваты. Мы им, гадам, покажем! Щас их вешать будут.
И впрямь, двое солдат уже перекидывали через сучья тополя веревку. Орлов не знал, что ему делать: как остановить неправый самосуд? Секунды шли.
Внезапно для себя выхватил из кобуры «макаров» и стал стрелять в воздух; водителю махнул рукой, призывая на помощь. Тот ничего не понял и от испуга стал резво разворачивать машину.
Экзекуторы опешили… стояли молча, поддерживая врагов руками, затем двинулись к нему. Александр бросился вперед и дважды «влепил» из пистолета в мостовую — пули с визгом разлетелись. Солдаты отпрянули, бросив несчастных.
Орлов схватил одного еврея за руку и поволок к развернувшейся машине. Распахнул дверь, запихал в салон — сзади на карачках уже подползал другой. Затолкал и его на пол салона, быстро прыгнул сам, крикнув Сереге:
— Гони!..
«Санитарка» с ревом рванула по улице. Смотревшие на происходящее с открытым ртом, солдаты опомнились, схватились за автоматы: две пули попали в заднее стекло, навылет прошили переднее. Но было уже поздно — машина юркнула в переулок.
«Водила» здорово гнал, и в санбат прилетели на одном духу. Трясущиеся евреи вывалились из машины, попадали на землю; плакали, бормоча слова благодарности. Орлов ничего не отвечал, зато Серега от души «зарядил» одному пинкаря в зад.
— Беги, давай!
Они побежали на подгибающихся ногах.
Раненых быстро сдали дежурному врачу и вернулись, объехав кругом тот перекресток. Шофер ворчал по пути:
— Че ты за них впрягся?.. Нужны они те были, в рот компот? Убить могли же!
Орлов молчал. Ему не жалко было тех евреев, только не мог он так легко поддаться чудовищной несправедливости, творимой разбушевавшимися «петушками». Про себя думал: — Фронта, сволочи, еще не видели, а «базлать» горазды. Ничего, обломаются!..
Несправедливость всегда царит на войне. Только уж больно странной была эта война! Война, в которой все правы.
Все войны всегда направлены на то, чтобы ограбить или избежать грабежа. Иногда их оправдывают необходимостью защиты демократических или социалистических идеалов; врут, отстаивая интересы класса или нации: грабящих или ограбляемых. Чья власть, тот и грабит!
Так или иначе, главная суть любой войны — стремление к грабежу слабого в случае победы сильного. Или самому, или с помощью марионеток.
А тут как-то не так все! Кавказцы и украинцы рвутся в Россию для спасения — не для того, чтобы что-то отобрать, а только, чтобы спастись. Даже ждут помощи с той стороны!.. Грабят и убивают они вынужденно, когда им отказывают в этом спасении.
Правы и те, и эти. Просто ресурсы ограничены: не прокормить в России десятки миллионов людей из скудных запасов… им даже места в убежищах не хватит! Конечно, пустили бы к себе, если бы была такая возможность. Но ее нет!
А они все рвутся и рвутся. И у них нет другого выхода: и так, и так гибель! Их не пускают, а они снова рвутся за спасением. И все правы! Глобальная получается несправедливость, от воли человека уже не зависящая.
— С ума сошла планета, если есть у нее хоть какой-то «ум»! — думал Александр. — Великий Вернадский писал, что есть, ноосферой называл… да что-то не похоже. Вот был бы Бог — только «настоящий», а не тот, про которого попы «лапшу» вешают, не допустил бы такого!..
