Я не знаю никаких окончательных ответов. Я всего лишь искусный механик и неплохой математик… а что толку от этих ремесел, когда вглядываешься в непостижимое.
Некоторые ходят в церковь и разговаривают там с Богом, кто бы Он ни был такой. Я, когда чем-то озабочен, разговариваю с Джейн. Я не слышу «голосов», но ответы, возникающие в моем сознании, представляются мне ничуть не менее истинными, чем слова самого непогрешимого из пап, звучащие с амвона. Если вы считаете, что это кощунство, то и считайте так на здоровье, я все равно останусь при своем. Джейн всегда была и всегда будет целой бескрайней вселенной. Мне выпала неслыханная удача — прожить с ней восемнадцать лет, и теперь никакая сила ее у меня не отнимет.
В ванной Хильды не было, но моя зубная щетка оказалась мокрой. Я усмехнулся: что ж, логично. Все равно все микроорганизмы, которые во мне обитают, уже перешли к Хильде — а Хильда, при всей своей игривости, женщина в высшей степени здравого рассудка. Перед лицом опасности она ни на миг не растеряется (вот как вчера, например), но встань у нее на пути извергающийся вулкан — она, даже пустившись в бегство, не преминет воскликнуть. «За ваше здоровье!», как будто это бокал шампанского у нее в руке. Джейн не менее отважна, но она обошлась бы без шуточек. Они с Хильдой схожи разве что… нет, и в этом тоже не схожи. Они разные, хотя и равные. В общем, мне достались две несравненные жены. (А также дочка, отец которой считает ее безупречной.)
Я принял душ, побрился и почистил зубы за девять минут, а оделся менее чем за девять секунд, я просто закутался ниже пояса в саронг из махровой ткани, который мне купила Дити, — день обещал быть испепеляющим. Да и то ради соблюдения хотя бы минимальных приличий: я ведь не настолько близко был знаком со своим новоиспеченным зятем, чтобы прямо сразу же предстать перед ним в том неофициальном виде, который принят у нас в семье. Это могло бы не понравиться Дити.
Оказалось, что я вышел к столу последним и что все нашли уместным одеться примерно так же. Дити была в чем-то таком, что сошло бы за бикини-минимум («приличное» ровно настолько, чтобы быть неприличным), а моя возлюбленная нарядилась в какие-то завязочки моей дочери. Завязочки были ей явно велики: Хильда ведь миниатюрная, а Дити нет. Полностью одет был только Зеб: он был в моих старых рабочих шортах и в застиранной джинсовой рубашке, которые конфисковала Дити, а обут был в свои вечерние ботинки. В таком виде он вполне мог бы появиться на улице любого городка американского Запада — вот только телосложения мы разного: я похож на грушу, а Зеб на широкоплечего робота из мультфильмов.
Мои шорты были ему в самый раз — ну, слегка великоваты. А вот рубашка у него на плечах трещала по швам. От этого ему, похоже, было несколько не по себе.
Я радушно пожелал всем доброго утра, поцеловал свою любимую, затем дочь, пожал руку зятю — рука у него оказалась отличная, мозолистая. После этого сказал:
— Зеб, сними рубашку. Уже жарко, а будет еще жарче. Не стесняйся. Ты у себя дома.
— Спасибо, папа. — Зеб стянул мою рубашку с плеч.
Хильда взобралась на свой стул, почти сравнявшись ростом с Зебом.
— Я воинствующая поборница женских прав, — заявила она, — и мое обручальное кольцо — это не кольцо у меня в носу! Кстати, где мое обручальное кольцо, старый козел? Ты мне до сих пор его не подарил.
— У меня же не было на это времени! Хорошо, милая, подарю при первой возможности.
— Вечно вы, мужчины, оправдываетесь! И нечего перебивать меня, когда я выступаю. Ничто не может оправдать ваших беззаконных мужских привилегий! Если вы, козлищи, вправе одеваться как вам нравится, то мы с Дити — тем более!
С этими словами моя прелестная возлюбленная развязала верх своего бикини и швырнула его в сторону жестом стриптизерки.
— Не пора ли подкрепиться, как говорил Винни-Пух? — сказал я.
Мне не ответили. Вместо этого Дити в энный раз доказала, что я могу гордиться ею. Многие годы она советовалась со мной, принимая важные решения, — советовалась хотя бы взглядом. Теперь она взглянула не на меня, а на своего мужа. Зеб сидел с непроницаемой физиономией, никак не выражая ни осуждения, ни одобрения. Дити некоторое время смотрела на него, потом чуть заметно пожала плечами, завела руку за спину, что-то там развязала или расстегнула и тоже сбросила верх своего купальника.
— Так все-таки: не пора ли подкрепиться? — повторил я.
— Обжора, — возмутилась моя дочь. — Вы, мужчины, принимали душ, а мы с тетей Хильдой так и не смогли искупаться, потому что боялись разбудить вас, лежебок этаких.
— Ах вот в чем дело? А я думал, это скунс пробежал. Ну же! Пора подкрепиться.
— Тетя Хильда, за какие-то часы папа разучился всему, чему я его учила пять лет. Папа, все вынуто и разложено, нужно только пойти приготовить. Может ты и приготовишь, пока мы с Хильдой окунемся?
Зеб поднялся с места:
— Я приготовлю, Дити. Я много лет подряд сам себе готовил завтрак.
— А ну, уймись! — оборвала его моя возлюбленная. — Сядь, Зебби. Дити, никогда не позволяй мужчине самому готовить завтрак, а то он начнет сомневаться, нужны ли вообще женщины. Если ты всегда успеваешь его накормить и не вступаешь с ним в дискуссию до того, как он выпьет вторую чашку кофе, то все остальное время можешь выкидывать любые штучки, он не заметит Когда пахнет беконом, они других запахов не чувствуют Придется мне тебя кое-чему поучить.
Моя дочь тут же продемонстрировала способность без разговоров усваивать дельные уроки. Она повернулась к мужу и кротко спросила:
— Чего пожелает на завтрак мой капитан?
— Моя принцесса, я с радостью приму все, что предложат твои нежные руки.
И нам действительно было предложено нечто изумительное, едва лишь Дити управилась со сковородкой, а Хильда с тарелками… Гурман с изысканными вкусами, наверное, ужаснулся бы, но для меня это была просто амброзия: многослойная техасская глазунья, то есть высокая-высокая стопка нежнейших сдобных оладий по рецепту Джейн, увенчанная большим яйцом в окружении пышущих жаром кусочков колбасы, и все это утопало в тающем масле и горячем кленовом сиропе, а рядом стоял большой-большой стакан апельсинового сока и большая-пребольшая чашка кофе.
Зеб съел две порции глазуньи. Из чего я заключил, что у моей дочери будет счастливый брак.
6. «ОДНА ЛИ ЭТО РАСА —
МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ?»
ХИЛЬДА:
Мы с Дити помыли посуду, залезли в ее ванну и принялись обсуждать наших мужей. Мы хихикали, и разговор наш был вполне откровенным, как это бывает у женщин, которые доверяют друг другу и уверены, что их не слышат мужчины. Интересно, разговаривают ли мужчины столь же откровенно в аналогичных обстоятельствах? Судя по сведениям, почерпнутым мною из послеполуночных бесед в горизонтальном положении по утолении страсти, — не разговаривают. Во всяком случае те мужчины, с которыми мне приятно быть в постели. Меж тем как «истинная леди» (к которым Джейн относилась, Дити относится, а я умею притворяться, будто отношусь) может вести с другой «истинной леди», которой она доверяет, такие разговорчики, от каких ее отец, муж или сын упали бы в обморок.
