— Известно ли вам, — требовательно спросил пастор, нависая над стоявшим на коленях Лэнсингом, — что этот робот принес флягу и для себя?
— Что же в этом плохого?
— Он же не пьет. Так почему бы…
— Возможно, он заботится о том, чтобы вы или генерал могли утолить жажду, когда ваши фляги опустеют. Об этом вы не думали?
Пастор фыркнул с издевкой.
Лэнсинга окатила горячая волна гнева. Он поднялся и повернулся лицом к пастору.
— Я скажу вам кое-что и больше повторять не стану. Вы смутьян, а нам здесь смутьяны не нужны. Будете продолжать в том же духе — я устрою вам трепку. Понятно?
— Правильно, правильно! — воскликнул генерал.
— А вы, — повернулся к нему Лэнсинг, — заткнитесь. Вы рветесь командовать и пока что не справляетесь с этим.
— Надо полагать, вы считаете, что вам следовало бы быть командиром.
— Нам вообще не нужно начальство, генерал. Если вас снова начнет разбирать спесь, вспомните об этом.
Обедали молча, и в молчании снова тронулись в путь. Генерал по-прежнему шел первым, и пастор следовал за ним.
Характер местности не менялся. Идти по равнине с разбросанными тут и там рощицами было приятно, но жара не спадала. Генерал теперь шел медленнее, чем до привала.
Дорога шла в гору, и путешественникам приходилось одолевать холм за холмом, один выше другого. Наконец, поднявшись на очередную вершину, генерал остановился. И закричал.
Склон холма круто обрывался в чашеобразную долину. На дне впадины красовался небесно-голубой куб. Даже издали он поражал массивностью. Простая и правильная форма — прямые грани, плоская верхушка. Никаких украшений, но размер и пронзительная голубизна делали его необыкновенно эффектным.
Дорога, которой они шли, вилась вниз по крутому склону. На дне долины у куба она делала петлю, затем зигзагом поднималась по противоположному склону.
Сандра пискнула:
— Он прекрасен! Генерал откашлялся.
— Хозяин гостиницы говорил о кубе, но я не ожидал ничего подобного. Вероятнее было бы обнаружить какие-то руины. Правда, должен признаться, я не особенно задумывался о кубе. Меня гораздо больше интересовал город.
Углы губ пастора поползли вниз.
— Мне не нравится, как это выглядит.
— Вам не нравится все на свете, — отпарировал генерал.
— Не лучше ли для начала спуститься вниз и все разглядеть, — предложил Лэнсинг.
Спускались долго. Им пришлось следовать всем извивам дороги, склон был слишком крут, чтобы идти напрямик.
Куб был окружен широкой полосой песчаной почвы, на которой ничто не росло. Песчаный круг с кубом в самом центре настолько правильной формы, что казался размеченным землеустроителями. Песок был белым и чистым, как в детской песочнице; ветер покрыл его мелкими волнами.
Стены куба подымались на высоту футов в пятьдесят, если не больше. Никаких отверстий, ничего, что походило бы на дверь или окно. И никаких украшений, резьбы или надписей. На близком расстоянии небесная, чистейшей невинности голубизна куба поражала так же, как и издали. Стены представляли собой абсолютно гладкую поверхность. Они определенно не из камня, подумал Лэнсинг. Пластик, вероятно, хотя мысль о пластике казалась невозможной в этой безлюдной глуши; или керамика, благородный фарфор.
В безмолвии люди обошли куб, по молчаливому соглашению не ступая на песчаный круг.
— Он прекрасен, — сказала Сандра со вздохом изумления. — Более прекрасен, чем казался издали. Более прекрасен, чем что бы то ни было.
— Поразительно, — откликнулся генерал, — действительно поразительно. Но что это такое?
— Должно быть, он функционален, — задумчиво произнесла Мэри. — Размер и масса… Будь он чисто символическим сооружением, он не был бы так велик. Кроме того, его бы построили на самом высоком месте, чтобы был виден издалека.
— Это место давно никем не посещалось — на песке нет следов, — сказал Лэнсинг.
— Если следы и были, — возразил генерал, — ветер быстро сровнял песок.
— Что это мы стоим и смотрим, словно бы боимся его, — сказал Юргенс.
— Возможно, мы его действительно боимся, — ответил генерал. — Представляется несомненным, что строители куба — представители развитой цивилизации. Это не нагромождение камней, которым суеверные дикари отмечали место поклонения своему божеству. И логично предположить, что сооружение должно иметь защиту, иначе его стены были бы покрыты надписями.
— Надписей нет, — сказала Мэри. — На стенах вообще нет ни единой отметины.
— Может быть, стены сделаны из материала, который не поддается воздействию, — ответила Сандра, — любой инструмент просто соскальзывает, не оставляя следа.
— Я все же думаю, что нужно исследовать куб, — проговорил робот. — Если подойти совсем близко к нему, можно найти ответы на многие вопросы.
С этими словами Юргенс повернулся и пошел к кубу через песчаную полосу. Лэнсинг предостерегающе закричал, но робот притворился, будто не слышит. Лэнсинг кинулся следом — он чувствовал, как, по-видимому, и все остальные, за исключением робота, смутную угрозу, исходящую от этого геометрически правильного песчаного круга. Лэнсинг почти догнал Юргенса, но зацепился за какой-то скрытый песком предмет и упал ничком.
Поднявшись на четвереньки и стряхивая песок с лица, Лэнсинг услышал крики остальных. Голоса покрывал могучий рык генерала:
— Немедленно назад, идиот! Там могут быть ловушки! Юргенс уже почти достиг стены, он не замедлил шага, как если бы, подумал Лэнсинг, собрался на всем скаку врезаться в нее. В ту же секунду, когда эта мысль пришла в голову Лэнсинга, он увидел, как что-то швырнуло робота высоко в воздух и навзничь бросило на песок. Что-то похожее, как показалось Лэнсингу, на змею (хотя, конечно, змеей это быть не могло), внезапно появилось из песка, ударило и исчезло так быстро, что глаз не успел уследить за движением.
Юргенс, упавший на спину, сделал попытку перевернуться, отталкиваясь обеими руками и ногой, чтобы отодвинуться от стены. Другая нога его явно не слушалась.
Лэнсинг бросился к роботу. Он ухватил его за руку и стал тянуть в сторону дороги.
— Ну-ка, позвольте, — услышал он голос, и глянув вверх, увидел наклонившегося пастора.
Пастор обхватил Юргенса поперек туловища, закинул его на плечо, как мешок с зерном, слегка покачнувшись под его тяжестью, дошел до дороги и усадил робота на землю.
Лэнсинг опустился на колени рядом с пострадавшим.
— Где болит? — спросил он.
— У меня ничего не болит, — ответил Юргенс. — Моя конструкция не предусматривает болевых ощущений.